ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
БОСК
(Bosc),Луи Огюстен Гийом(1759-1828) – активный деятель якобинского клуба,
убежденный республиканец; личный друг Роланов. К 1793 г. отошел от полит.
жизни, но был осужден и заключен в тюрьму. Заметный след оставил как
исследователь и систематизатор в области биологии (ботаники и микологии). См. http://www.ilmyco.gen.chicago.il.us/ima/Authors/Bosc39.html
БРИССО
(Brissot), Жан Пьер (1754-1793) – мыслитель, журналист и издатель (газета
«Французский патриот»), активный деятель революции, лидер жирондистов, член
якобинского клуба и депутат Конвента. Придерживался республиканских взглядов
(на манер гос.системы США). В 1793 г. осужден и казнен.
БЮЗО
(Buzot), Франсуа Никола Леонар (1760-1794) – депутат Учредительного собрания
(1789-91 гг.) и Конвента (1792-93 гг.), адвокат из Эврё. В составе 1-й
Легислативы - сторонник «левых»; участвовал в работе конституционного комитета.
В дальнейшем примкнул к жирондистам, в 1793 г. был осужден и покончил с собой.
В период вареннского кризиса придерживался республиканских взглядов. В игре участвует
в эпизоде.
ГРЕГУАР
Анри (1750-1831) – аббат, депутат Учредительного собрания, сторонник «левых»;
участвовал в работе конституционного комитета. Позднее — депутат Конвента. В
игре участвует в эпизоде.
ДАВИД
(David), Жак Луи (1748-1825) – гениальный художник и деятель революции,
активист якобинского клуба, товарищ и соратник Робеспьера. В период вареннского
кризиса поддерживал идею референдума и, возможно, республиканской формы
правления.
ДАНТОН
(Danton), Жорж-Жак (1759-1794) – виднейший деятель революции, адвокат, член
клуба якобинцев и кордельеров, оратор, депутат Конвента, министр юстиции в 1792
г.; в период вареннского кризиса активно поддерживал Филиппа Эгалите.
ДЕМУЛЕН
(Desmoulins), Камилл (1760-1794) – блестящий журналист и литератор (издавал
«Революции Франции и Брабанта», «Старый Кордельер»), революционер; активный
член клуба якобинцев и кордельеров, друг Дантона и его секретарь в период его
пребывания на посту министра юстиции; убежденный республиканец. В период
вареннского кризиса поддерживал орлеанистов.
ДЖЕФФЕРСОН
(Jefferson), Томас (1743-1826) – америк. поверенный в делах Франции, видный
дипломат, политик и коммерсант, друг и соратник Лафайета со времен войны за
независимость США. В реальности покинул Францию в 1789 г., но его присутствие и
участие в событиях 1791 г. вполне правдоподобно.
ДЮПЛЕ
(Duplay), Морис – парижский столяр, активный якобинец, впоследствии один из
присяжных Революционного трибунала, друг Робеспьера.
ДЮПЛЕ
Элеонора (Элен) (ум. 1832) – его средняя дочь, училась рисованию. Часто
посещала якобинский клуб, проявляла большой интерес к политическим и культурным
событиям своего времени.
КАРРА
(Carra), Жан Луи (1742-1793) — служащий Королевской библиотеки, выборщик от
дистрикта Фий-Сен-Тома в Париже, журналист, издатель газеты «Annales
patriotiques et littéraires de la France» впоследствии — депутат
Конвента от департамента Сона и Луара. В игре участвует в эпизоде.
КОНДОРСЕ
Мари-Жан-Антуан-Никола (1743-1794) – блестящий ученый из плеяды
энциклопедистов, математик, философ, социолог, убежденный республиканец;
отстаивал право женщин на широкое образование и общественную деятельность; в
1792 г. избран депутатом в Конвент; был близок к жирондистам и разделил их
участь.
ЛАКЛО
Шодерло де (Choderlos de Laсlos), Пьер Амбруаз Франсуа (1741-1803)- писатель
(«Опасные связи», 1782), артиллерийский офицер при Старом порядке, в годы
революции журналист, активный деятель якобинского клуба; в 1791 г. занимал
должность секретаря Филиппа Орлеанского-Эгалите, публично отстаивал идею
введения регентского правления. Впоследствии возвратился к военной карьере.
ЛАМЕТ
(Lameth), Александр Теодор Виктор, граф (1760-1829) – депутат и видный деятель Учредительного
Собрания, участвовал в войне за независимость северо-америк. колоний;
конституционный монархист, один из «триумвиров» (Барнав, Ламет, Дюпор), лидер
якобинского клуба в период 1789-1790 гг. и основатель клуба фейянов.
Поддерживал политику Лафайета, после событий 20 июня 1791 г. эмигрировал вместе
с братом в Бельгию, возвратился в период наполеоновской империи, участвовал в
военных кампаниях 1806-1815 гг.
ЛАНТЕНА
(Lanthenas), Франсуа Ксавье (1754-1799) – врач по профессии, активный деятель
якобинского клуба, личный друг Роланов; в период раскола между жирондистами и
монтаньярами присоединился к последним.
ЛАФАЙЕТ
(Lafayette), Мари Жозеф Ив Поль Рок Жильбер дю Мотье маркиз де (1757-1834) –
видный деятель революции, главнокомандующий Национальной гвардией, участник
войны за независимость северо-америк. колоний. Полит. убеждения обычно
характеризуют как умеренные, конституционно-монархические, но нек-рые
исследователи (А.Олар), ссылаясь на частные письма и мемуары, говорят о его
республиканизме. В нашей игре Лафайет – твердый сторонник монархии.
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ
(Le Chapelier), Исаак (1754-1794) – адвокат, депутат Учредительного собрания от
Ренна, видный оратор, член конституционного комитета, инициатор многих проектов
законодательств; наиболее известный из них – закон о запрещении цеховых союзов
ремесленников, осуждаемый марксистскими историками как антирабочий, однако для
своего времени не имевший такого значения, и даже несущий прогрессивные черты
против средневековой организации производства.
(Renard) Мадлен (1763 - 1794) – богатая молодая вдова, знакома со многими деятелями
революции. Любовница Робеспьера.
(Robert), Пьер Франсуа Жозеф (1763-1826) – адвокат, преподаватель права, затем
коммерческий оптовый торговец, журналист, активный деятель клуба кордельеров и
повстанческого Комитета 10 августа 1792 г., впоследствии депутат Конвента от
Парижа. После Реставрации 1815 г. вынужден был эмигрировать в Бельгию, с 1826
г. его след теряется. Один из первых последовательных сторонников республики во
Франции (А.Олар).
РОБЕР
де Керальо (Robert Kerallio), Луиза Фелисите (1758-1821, по др. данным
1756-1822) - писательница, романистка и переводчица с итал. и англ. (в осн.
работ по истории и географии), почет. член арраской Академии (1787);
журналистка и фактический редактор газеты «Национальный Меркурий», активная
революционерка. После Реставрации 1815 г. вынуждена была эмигрировать в
Бельгию. Одна из первых последовательных сторонников республики во Франции
(А.Олар).
РОБЕСПЬЕР
(Robiespierre), Максимилиан Мари Исидор (1758-1794) – виднейший деятель
революции, депутат Учредительного собрания и Конвента, член Комитета
общественной безопасности, лидер якобинского клуба.
РОЛАН
де Ла Платьер (Roland de La Platier), Жан-Мари (1736-1793) – инспектор
мануфактур при Старом порядке, талантливый администратор, в 1792 г. – министр
внутренних дел; убежденный республиканец (видел образец демократического
устройства в гос. системе США); один из жирондистов, подвергся преследованиям
со стороны повстанческой Коммуны 1793 г. и революционного правительства,
покончил с собой после казни жены.
РОЛАН
(Roland) Манон, Жанна-Мария, урожд. Флиппон (1754-1793) – образованнейшая
женщина своего времени, соратница и фактический идеолог жирондистов;
сотрудничала в газете «Французский патриот». Знаменит ее полит. салон 1791-1792
гг., где встречались Бриссо, Верньо, Бюзо, Петион, Кондорсе, Луве и др.лидеры
Жиронды. В 1793 г. осуждена и казнена.
СЕН-ЖЮСТ
(Saint-Just), Луи-Антуан (1767-1794) – автор работы «Дух Революции и
Конституции во Франции» (изд. В 1791 г.), виднейший деятель революции, депутат Конвента,
член Комитета общественного спасения, комиссар Конвента, организатор крупных
военных побед в северной армии (1793-94 гг.); один из авторов Конституции 1793
г. 14 июля 1791 г. (вероятно) находится в Париже во главе отряда федератов деп.
Эна.
СИЙЕС
(Sieyes), Эммануэль Жозеф (1748–1836) - депутат Учредительного Собрания, а
впоследствии Конвента, принимал активное участие в разработке франц.
Конституций 1791 г. и 1799 г. (наполеоновской); известность приобрел уже перед
революцией, выпустив брошюры «Эссе о привилегиях» и «Что такое третье
сословие».
ТАЛЕЙРАН
(Talleyrand), Шарль Морис Талейран-Перигор, епископ Отенский, князь
Беневентский, герцог Дино (1754-1838) – депутат Учредительного Собрания,
принимал самое активное участие в разработке франц. Конституции 1791 г.;
величайший политик и дипломат европейского масштаба, входил в состав нескольких
правительств Франции.
ФОШЕ
– организатор Социального кружка, известен просветительской и агитационной
работой в рабочих предместьях Парижа, в частн., циклом блестящих лекций в
Пале-Рояль о философии Ж.-Ж.Руссо и Общественном договоре. Придерживался
радикальных убеждений, сторонник эгалитарной республики и аграрного закона.
Примечания
1 Использованы документальные материалы. «Железные уста» -
республиканско-демократическая газета, издаваемая Н.Бонвилем. «Народный оратор»
- газета С.Фрерона. «Национальный Меркурий» - республиканская газета,
издаваемая Роберами. «Друг народа» - газета, издаваемая и редактируемая
Ж.-П.Маратом.
2 В докладе Ролана использованы реальные документы.
3 Банкаль де-Иссар, Жан Анри (1750-1826) – общественный деятель, автор
проекта прав человека (февраль 1789), один из инициаторов создания филиала Общества
друзей конституции (якобинского клуба) в деп. Клермон-Ферран, друг Ролана,
Бриссо, Боска и Лантена, придерживался республиканских взглядов. В связи с этим
реплика де Лакло имеет еще и характер личного выпада.
4 В выступлении частично использована речь Ж.-П.Бриссо 12 июля в
Якобинском клубе.
5 Фрагмент доклада Салля и резолюция по нему приводится по: Великая
франц.революция в документах. Т.1. М. 1991.
6 В выступлении частично использована речь А.Барнава 25 июня в Собрании.
7 В выступлении использована речь М.Робеспьера 13 июля в Собрании.
8 Текст петиции приводится по: Великая франц.революция в документах.
Т.1. М. 1991.
9 «Органт» - сатирическая поэма А.Сен-Жюста (изд. в 1789 г.),
подвергнутая К.Демуленом критике и насмешкам. См.
10 В выступлении использованы нек-рые идеи, высказанные Екатериной II в 1792 г.
"Железные уста": Пусть все 83 департамента объединятся в
федерацию и заявят, что они не хотят ни тиранов, ни монархов, ни протекторов,
ни регентов!
"Народный оратор": Республика или смерть!
"Национальный Меркурий": …различие мнений по вопросу о конституционной форме исполнения законов распространяется в департаментах. Повсюду привыкли
временно выбрасывать слово "король" из всех формул. В некоторых
департаментах начинают обсуждать важный вопрос об упразднении или сохранении
королевской власти; в наших руках имеются частные письма из деп. Мозель, из которых в одном
проповедуется республика, а другое молит о снисходительном отношении нации к
поступку Людовика XVI...
уличная афиша: Нам нужно короля, который был
бы первый подчинен закону и царствовал бы только в силу закона!
ДРУГОЕ
МНЕНИЕ: В этот момент все перекрестки, улицы, клубы и кофейни оглашены
республиканскими криками, а все сердца на стороне королевской власти
"Друг Народа": ...Назначить немедленно военного трибуна, верховного диктатора, чтобы
расправиться со всеми известными главными изменниками... Остановите свой выбор
на гражданине, который до сих пор показал себя наиболее просвещенным,
ревностным и преданным; поклянитесь ему в нерушимой верности и свято
подчиняйтесь ему во всем, что он прикажет, чтобы избавиться от смертельных
врагов... Трибун, ВОЕННЫЙ ТРИБУН, или вы безнадежно погибли! 1
Подходят
члены клуба, по одному и группами. Постепенно заполняются галереи для публики.
На улицах еще вовсю сияет солнце, но в сводчатом зале клуба темновато. Зажигают
несколько факелов, возле трибуны и председательского кресла ставят подсвечник.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(с папкой бумаг, усаживается на свое
место). Господа, в начале заседания я предоставлю слово секретарю для
оглашения адресов, поступивших из департаментов.
РОЛАН
(в черной простой одежде, круглая шляпа
лежит на скамейке. Выходит на трибуну, читает, часто поднимая глаза и оглядывая
зал). Адрес Общества друзей конституции города Бурмона, департамент Верхней
Марны. Он был зачитан 5 июля в Собрании, я повторю его основную мысль. (Надевает очки.) Необходима ли
королевская власть великому народу? Национальное собрание со вверенными ему
полномочиями, могло бы сделать королевский совет выборным и сменяемым. Общество
Клермон-Феррана предлагает заменить монархию республикой. (Смотрит, какое впечатление произведет сообщение.)2
ДЕ
ЛАКЛО (достаточно громко). Вы нас
потчуете Клермон-Ферраном в третий раз! Видимо, предложение господина Банкаля
не очень-то приветствуют, если он вынужден его настойчиво повторять! (Оборачивается, приглашая окружающих
разделить его иронию.) 3
РОЛАН
(будто не слышит). Артоннское
Общество, деп. Пьи-де-Дом направило приветствие в адрес клуба кордельеров.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(перебивает бесстрастно). Зачитывайте
то, что имеет отношение к делу.
БОСК
(с места). Сейчас наше дело – понять
настроение французов, их общую волю. На каком основании можем мы принимать или
отвергать тот или иной документ!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
пожимает плечами.
РОЛАН
(продолжает). Народное общество
г.Доля, деп. Юры, направило адрес с требованием
республики…
ДЕ
ЛАКЛО (подхватывает). … За что и было
арестовано местным муниципалитетом.
РОЛАН
(сурово). Господин де Лакло, в
противном случае мы бы обсуждали сегодня республику как факт, а не как надежду
французов. (Заглядывает в список.) В
Меце, этом очаге заговоров и предрассудков, нашлись враги тиранов, заявившие об
этом открыто… (Разворачивает
“Национальный Меркурий”.)
ДАНТОН
(из задних рядов, он только что вошел).
Не стоит тратить время! (Завязывает
разговор с де Лакло, не обращая внимания на докладчика.)
К нему
перемещается внимание многих членов клуба. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ звонит в колокольчик.
РОЛАН
(вполголоса, но отчетливо). Для
Парижа существует только Париж. (Громко.)
Общество друзей конституции г.Монпелье, деп. Верхней Вьены. (Выделяет голосом каждое слово) «Вы очень
нуждаетесь в том чтобы знать общественное мнение. При настоящей организации
правительства король бесполезен, исполнительная власть может функционировать
без него. Между тем это украшение конституции обходится дорого. Его необходимо
уничтожить, особенно накануне войны. Пользуйтесь же случаем, вам никогда не
представится лучший. Выкиньте одно слово из конституции, и вы воспламените в
нас все добродетели Греции и Рима!»
Пока он читает, в
зале нарастает шум.
ГОЛОСА: - Правильно
- Это анархия!
БОСК
(повторяет со смехом). Украшение
конституции! Кем подписан адрес, Ролан?
РОЛАН.
Камбон – председатель. Гогэ, Этуэн, секретари.
БОСК.
Такому словцу позавидует генеральный прокурор фонаря… (Серьезно) Мы должны ответить. Раз петиция разослана всем клубам.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(не отвечая Боску) Согласно повестке,
должен выступить господин Бриссо. (Поднимает
глаза и смотрит в зал.)
РОЛАН
(садится рядом с Боском). Эта
парижская самоуверенность и легкомыслие не дают нам действовать совместно с
обществами в департаментах.
БОСК
(спокойно и твердо). Мы вернемся к
этому адресу и представим ответ Монпелье. Слушайте Бриссо.
БРИССО
(поднимается на трибуну, слегка
запыхавшись. С галереи доносится глухой ропот. В зале наоборот, устанавливается
тишина). Предмет, который мы сейчас обсуждаем, охватывает пять частей,
равных по важности и должных быть рассмотренными отдельно, в строгой
последовательности.
Будет
ли король судим?
Кто
будет его судить?
Как
это будет осуществляться?
Кому
и как надлежит временно выполнять его функции?
Какова
должна быть исполнительная власть, если король будет окончательно отстранен?
Прежде
нежели приступить к первому вопросу, следовало бы ответить, МОЖЕТ ли король
быть судим? Мы уже слышали мнение комитетов, расследующих бегство королевской
семьи, а именно: в силу своей
неприкосновенности король не может быть судим. Но тогда логика указывает
два положения: король неприкосновенен, следовательно, он невиновен, либо король
неприкосновенен даже при доказанной вине. Первое оспорено фактами, второе
очевидно противоречит здравому смыслу.
Неприкосновенность,
понимаемая как НЕ-ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, распространяется на административные акты
короля. Распространять ее на его внешние и личные деяния означает перечеркнуть Декларацию
прав, суверенитет нации, конституцию и самое свободу… Как люди запутываются и
губят сами себя, едва отступают от здравого смысла, природы и прав человека! (Выпрямляется, голос его становится выше.)
Ведь если меч закона отказывается поразить виновного, его настигнет множество
мечей тех, кому он нанес ущерб. (Взглядывает на Ролана.) Здесь только что прозвучало предупреждение о
скорой войне. То же слышим мы от неутомимых адвокатов коронованной
безнаказанности, и эти господа ссылаются на письмо Буйе, полное угроз, - того
самого Буйе, которого они объявили главным виновником “похищения” короля! (Энергичным движением сжимает свиток со своей
речью.) Я приветствую такой исход! Вы – свободный народ, а вам грозят
нападением нескольких коронованных разбойников и своры рабов! Войны должны
избегать не вы, а иностранные державы. Это их солдаты, соприкоснувшись с
свободной нацией, почувствуют бремя своих сеньоров и правительств - и
восстанут. Американская революция породила французскую, искры нашей революции разнесутся
и воспламенят другие нации!
Конец речи
покрывается шумом, аплодисментами и свистом. ДАНТОН демонстративно
поворачивается к трибуне и громко хлопает.
ДЕ
ЛАКЛО (Дантону тихо). Как он ответит
на другие вопросы, угадать нетрудно.
РОЛАН
(Боску). Начало доказательное. Но о
войне он заговорил напрасно.
РОБЕСПЬЕР слушает,
сжав губы, при последних словах чуть поворачивает голову, бросив на них беглый
взгляд.
БРИССО
(видит, что имеет успех, и продолжает). Итак, ответственность короля прямо
определяют принципы, заложенные естественным правом, и требования Декларации
прав, - и они же дают ответ, КТО будет судить короля. Нация и закон не могут
быть поставлены одно выше другого. Король как воплощение исполнительной власти
осуществляет закон, но если он его нарушает, судить его должна и может НАЦИЯ.
Имеют ли ПРЕДСТАВИТЕЛИ НАЦИИ в данном случае право решить судьбу короля? (Делает паузу.) Да, скажут многие. Потому
что они являются в то же время уполномоченными нации. Однако, возражу я, сколь
бы широко полномочия ни простирались, они заканчиваются там, где начинается
деспотизм. Мнение депутатов – и сегодняшние прения в Собрании с очевидностью
это показывают – не может всецело приравнено к общему мнению. Решение о судьбе
короля должно быть вынесено на
ВСЕНАРОДНОЕ
ОБСУЖДЕНИЕ. (Опять делает паузу и
внимательно вглядывается в лица слушателей.)
ДАНТОН (кивает
Бриссо, громко). Работа комитетов это показала! Дальше!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(флегматично). Господин Бриссо, вы
будете продолжать?
БРИССО
(чуть уязвленный). Я бы не хотел
оставить моих коллег в такой же неопределенности, как и до этого момента,
поэтому намерен предложить ответ на третий вопрос.
Среди членов клуба
заметен элегантный ЛЕ ШАПЕЛЬЕ. Он слушает внимательно, чуть приподняв брови, отчего
выражение его лица кажется ироническим.
БРИССО.
На всенародное обсуждение, на обсуждение первичных собраний выборщиков должны
быть вынесены ВСЕ вопросы, не исключая вопрос О ФОРМЕ БУДУЩЕГО ПРАВЛЕНИЯ. Если
теперь не дать нации решить свою судьбу, то народный суверенитет – фикция. И
французы это поймут. Подумайте же, как это отразится на выборах в
Законодательное собрание… (Председателю)
Я закончил. Благодарю вас, господа. (Спускается
с трибуны.) 4
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (кивает оратору и оглядывает
аудиторию). Объявляю перерыв
Притихший клуб опять загудел. “Друзья
конституции” ходят по залу, с галереи спускается часть слушателей. Собирается
несколько кружков. Антуан БАРНАВ немного опоздал, поэтому незамеченным сидел на
стуле у колонны, скрестив руки, и внимательно слушал. Теперь он встает и
отыскивает взглядом Александра ЛАМЕТА.
БРИССО
(подходит к Робеспьеру). Господин
Робеспьер, я говорил в расчете на то, что меня слушают депутаты Собрания, но не
всё, в чем я упрекал сейчас народных представителей, относится к вам лично.
РОБЕСПЬЕР
(сухо поклонившись). Даже если бы вы
допустили выпад лично против меня, это было бы гораздо лучше… (Глядя ему в глаза.) Господин Бриссо, вы
сейчас предлагали объявить гражданскую войну и не дать ходу конституции. Если
сейчас начать референдум, на котором вы настаиваете, выборы в Законодательное
собрание будут сорваны, и все будут решать политические страсти, партии и
клики, которые сумеют к себе привлечь избирателей.
БРИССО. Господин
Робеспьер, лучше отсрочить принятие конституции и выборы, чем подорвать в
народе доверие к тому и другому, лишив его неотъемлемого его права.
ДАНТОН
(подходит и без предисловий вмешивается в
разговор). Никто не сомневается в виновности короля и ответственности его
министров. (Громко, чтобы слышали Барнав
и Ламет.) А также военного командования! Обращаться к первичным собраниям в
данном случае незачем, это только застопорит работу над конституцией. (Исподволь смотрит на Робеспьера.) Важно
решить вопрос, кем заменить короля. (Смотрит
на Бриссо.)
БРИССО
(едко). Короля вообще или этого
короля?
ДАНТОН
(берет обоих под руки, чтобы они не
разошлись, его не выслушав. С серьезным выражением). Забудьте, что мы
политики, давайте рассудим как юристы. В нашей конституции один изъян, но
важный. Исполнительная и законодательная власть должны быть независимы и равны?
Но исполнительная власть наследуется, тогда как законодательная существует на
выборной основе.
БРИССО
(с интересом, хотя и настороженно).
Выборная исполнительная власть – это республика, господин Дантон. Республика,
которая пугает некоторых – и даже многих… Конечно, не с юридической точки
зрения.
РОБЕСПЬЕР.
Меня пугает, раз вы употребляете это слово, когда к важным вопросам подходят
формально, легкомысленно не задумываясь или намеренно скрывая, ЧТО стоИт за
названием… Формально и юридически республика наверняка превосходит самую
прекрасную монархию, но de facto республика намного быстрей вырождается в
“республику” Кромвеля, чем несовершенная королевская власть. (Отходит от них.)
РОЛАН.
Меня не удивляет нисколько, что депутаты противятся референдуму. Судя по
настроениям в департаментах, вопрос был бы решен в пользу низложения короля и
установления республики.
БОСК.
А возможно, что и депутатам было бы оказано недоверие.
РОЛАН. Господина Робеспьера это не беспокоит, мне
кажется… (Останавливает Бриссо.)
Загляните к нам сегодня вечером, и передайте мое приглашение господину
Робеспьеру.
БРИССО
(покачав головой). После нашего
разговора – едва ли возможно… Вы думаете, есть смысл?
РОЛАН. Хорошо, я
напишу ему записку и передам через Петиона. (Боску) Ждем и вас, Огюстен. Манон будет очень рада.
БОСК.
Благодарю, я приду. Прощайте. (Уходит из клуба.)
БРИССО
(пожав плечами). Удивительно это сопротивление
демократической форме правления, при демократических взглядах господина
Робеспьера. (Дантону) Так что же?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ звонит
в колокольчик.
ДАНТОН
(Бриссо, с досадой). Заседание
возобновляется. Поговорим позже.
ДЕ
ЛАКЛО (на трибуне, говорит, не заглядывая
в написанную речь). Господин Бриссо облегчил мою задачу, и я приступлю
прямо к вопросу. Король виновен в тяжком преступлении, но пока оно не доказано,
а нация еще не высказалась, - он король. Никто (плавным жестом обводит зал) не посмеет упрекнуть нас в том, что мы
действуем вопреки конституции. Я скажу больше: бегство короля благоприятствует
завершению конституции. (Эффектная пауза)
Но как же может нация, целая нация, быть зависима от виновного или слабого
разумом монарха?.. Разве интересы французов могут стоять ниже исполнительной
власти? Это абсурд, господа!..
Одобрительный шум на
галерее.
ДЕ
ЛАКЛО. Где же выход?.. (Наклоняется
вперед, словно хочет расслышать ответ.) Король временно отстранен, но не
судим и не низложен. Это означает, что ему нельзя назначить преемника. (Повышает голос.) Но можно избрать
хранителя королевского достоинства с обязанностями короля, от имени нации!..
Кто же должен занять место стража?.. Дофин не достиг еще совершеннолетия,
гражданин Эгалите отказался от исполнения своего долга (выразительно) в любой форме… (С
новым воодушевлением) Самым справедливым и законным решением будет доверить
выбор этого лица депутатам от департаментов!
Шум в зале.
Голос РЁДЕРЕРА. Идея регентского совета, БЕЗ ПОСТОЯННОГО
РЕГЕНТА, имела бы то преимущество, что привела бы скоро к познанию великой
истины, что МОЖНО иметь прекрасную монархию без монарха!
БАРНАВ
(с места). Как применить этот принцип
к наследственности трона, избежав иезуитского умолчания?..
ДАНТОН
(с места). Поддерживаю предложение
Лакло! Наложение секвестра на незанятую должность не противоречит конституции и
укрепляет исполнительную власть… Кто говорит о
регентском совете?
ЛАНТЕНА
(с места, обернувшись к Дантону).
Сейчас – никто. Разговор вовсе не о форме, а о лице, которое должно принять, ПО
ВАШЕМУ МНЕНИЮ, обязанности главы исполнительной власти!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (дергает несколько раз колокольчик).
Господа, прошу придерживаться порядка!
ЛАНТЕНА
и РОЛАН (в один голос). Прошу слова!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(твердо, не обращая внимания на шум).
Господин Лакло, вы закончили?
ДЕ
ЛАКЛО (сложив руки на груди). Я жду
возражений со стороны коллег.
ЛАНТЕНА
(выходит к трибуне, но остается внизу).
Я недолго буду занимать ваше внимание. Хочу напомнить, что 23 июня господин
Дантон предлагал избрание выборщиками от департаментов 10-12 членов опекунского
совета, на 2 года. 25 июня господин Симонн предлагает провозгласить королем
дофина – несовершеннолетний король лучше слабоумного? – и создать при нем
регентский совет ИЛИ – вот ИЛИ, господа! дать ему того, кого закон призывает на
эту должность… (Переводит дух.)
ДЕ
ЛАКЛО (с трибуны, глядя сверху вниз).
Ваша ажитация, господин Лантена, напрасна, как и продолжение излишне. Мы имеем
публичный отказ гражданина Эгалите от права регентства… (С сожалением) Хотя создание регентского совета обеспечило бы
единство и быстроту действий – в том случае, если б его председатель
действительно являлся наместником королевства.
ЛАНТЕНА
(с мрачным энтузиазмом). Мы имеем
богатую практику административных и судебных советов, где председатель
избирается их членами. Они действуют в единстве и быстро. А достойного уважения
и доверия принца найти намного трудней. Я не знаю в этой семье таких!
Голос ШАМБОНА. Верно!
ДЕ
ЛАКЛО (насмешливо). Я хотел бы вам
ответить, господа, но не слышу вопросов. Я только что внес предложение, вам же
угодно обсуждать те, которые были сделаны давно. (Сходит с трибуны, садится на первой скамье.)
ЛАНТЕНА (озадачен и
сконфужен, потом собирается с мыслями). Хранитель королевского достоинства…
единоличный заместитель главы исполнительной власти – это прямой путь к
узурпации… Совет… хотите – назовем его регентской коллегией, избираемый и
сменяемый, - вот что нам нужно. Это будет временная высшая исполнительная
власть. А председателем будет каждый по очереди, сроком на 3 месяца.
Голос КАРРА.
Поддерживаю!
РОБЕСПЬЕР напряженно
слушает, одновременно пытаясь понять, как воспринимают предложения коллеги по
клубу.
ДАНТОН
(переглядывается с де Лакло и другими якобинцами
и вдруг начинает громко выражать свое одобрение). Господа! Я заслужил
упрек. Но в такой ситуации нельзя принять одно решение как застывшую догму!
Сегодня нам важнее выступить как единая сила. Не стыдно пойти на уступки и
пересмотр своих предложений, лишь бы они были в согласии с волей народа! Народ
– Геркулес, он возрождается к свободе!
ДЕ
ЛАКЛО (подхватывает). Собрание не
должно занимать позицию, которая бы противоречила общему чувству нации,
осуждающей абсолютную неприкосновенность короля. Если добрые граждане видят в
учреждении временного избираемого и сменяемого совета залог стабильности и силы
исполнительной власти, мы должны донести это мнение до народных
представителей!.. Я предлагаю направить петицию Собранию, петицию сдержанную и
решительную, господа. (Смотрит на
Робеспьера.) Это законные и энергичные меры!
Председатель. Господа, соблюдайте очередь. Всем желающим
слово будет предоставлено... Какие будут предложения?
Ролан (настойчиво).
Дать ответ на петицию г.Монпелье!
Лантена
(мрачность его
прошла, он воодушевлен). Отпечатать речь г-на Бриссо и выбрать комиссию для
работы над петицией Собранию, по предложению господина Лакло!
Председатель. Господа, есть необходимость голосовать? (Прислушивается к репликам из зала и
заключает.) Принято. Заседание окончено. (Надевает шляпу и встает.)
По мостовой улицы Бак не спеша идут
пожилой представительный господин и молодая дама. Напротив клуба якобинцев они
замедляют шаги и продолжают разговор.
КОНДОРСЕ
(полушутя). Французы, став просвещенными
и завоевав свободу, испытали, вероятно, чувство неловкости и растерянности,
побуждающее их собрать остатки своих цепей и снова наложить их на себя. О,
великодушный и признательный народ!..
ЛУИЗА РОБЕР
Растерянность, которая заставляет школьников предпочесть линейку и розги, когда
они добровольно возвращаются, сбежав с уроков, за наказанием.
МОЛОДОЙ
ЧЕЛОВЕК (подбегает к ним, сорвав шляпу,
восторженно). Господин Кондорсе! Добрый вечер, мадам Робер!.. Господин
Кондорсе, я Теофиль Мандар. Извините, что представляюсь вам вот так... Я слышал
вашу речь три дня назад. До этого я был убежденным монархистом, но вы открыли
мне глаза!
КОНДОРСЕ
(с мягкой иронией). Господин Мандар,
безусловно, вы прозрели бы и без моего вмешательства. Но мне приятно, что я
способствовал такой счастливой перемене ума...
ЛУИЗА
РОБЕР (удивляясь необыкновенному шуму в
помещении клуба). Наш представитель должен был придти сюда...
Теофиль Мандар (с рвением неофита). Я
выясню, что происходит! (Смешивается с
толпой, выходящей из клуба.)
КОНДОРСЕ. Просто известия о решении народных обществ
достигло якобинцев раньше, чем наш делегат, - вот и все. (Берет ее об руку и подходит ближе к клубу.)
Манон Ролан спускается с галереи и ищет в толпе мужа.
Ролан.
Добрый вечер, дорогая. (Целует ей руку.) Я только что говорил с Бриссо и Боском, пригласив
их...
БОСК
(взлетает на трибуну). Господа!.. (Он
задыхается, взволнован, что совсем на него не похоже.) Прошу вас, минуту
внимания! Я должен вам сообщить нечто важное!
РОЛАН (поворачивается
к трибуне). А вот и он. Что-то случилось?
Манон Ролан останавливается и тоже внимательно смотрит на трибуну.
БОСК
(на трибуне). Я только что получил
сообщение из Братских обществ. Они потребовали от Собрания установить
национальное правительство, ежегодную и всеобщую санкцию или ратификацию
законов. Вы знаете, что президент Шарль Ламет отказался ее прочесть. Теперь они
приняли адрес к нации - уничтожить собственной волей декрет от 24 июня. Они
расклеили афиши и намерены в день Праздника Федерации собрать несколько тысяч
подписей.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (невозмутимо). Афиши, как и
газеты, выражают частные мнения, а частные мнения не преследуются законом...
БАРНАВ
(взволнованно, почти резко). Клуб
должен заклеймить тех, кто не принесет свою ненависть и частные мнения в жертву
общественным интересам и сойдет с пути, начертанного конституцией.
ДАНТОН.
А что здесь - частный интерес, а что - общественный?
Александр ЛАМЕТ
предпочитает промолчать, но кивает в ответ на реплику Барнава.
БАРНАВ
(замечает Ламета и обрадован. Дантону).
Члены Общества ДРУЗЕЙ КОНСТИТУЦИИ обязаны нести в массы дух мира, братства и
уважения к законам... Вы это не оспариваете, господин Дантон?
ДАНТОН.
Проповеди нам не нужны, господа! (Поворачивается
к ним спиной.)
ЛАМЕТ
(хмурится в ответ на жест Дантона,
Барнаву). Нам нужно искать понимания не здесь!
МАНОН РОЛАН (мужу, шепотом). Из частных мнений иногда
рождаются общие действия!
РОЛАН.
Ты права, дорогая... (Громко)
Огюстен, спуститесь к нам!
БОСК
(подходит, почтительно приветствует
Манон, пряча восхищение). Это серьезно, господа. Если те 300 тысяч человек,
которые будут на празднике федерации, направятся в собрание, это будет
воспринято... (Смотрит на собеседников.)
МАНОН
РОЛАН (приветствуя Боска). Это
замечательная идея - дать слово самому народу!
БОСК.
Дорогая, но в теперешних условиях это чревато применением военного закона. Вот
единственное, чего я опасаюсь.
МАНОН
РОЛАН. Это трудная задача, но если соблюсти порядок, и демонстрировать мирные
намерения граждан... Право, мне иногда трудно сдержаться, особенно если закон
вступает в противоречие с разумом! (Мужу)
Дорогой, я буду рада
принять всех твоих гостей, но мне лично, хотелось бы увидеть среди них
Робеспьера, а Бриссо был так неосторожен, что теперь будет нелегко свести их
вместе.
РОЛАН.
Но господин Робеспьер спорил с Бриссо, а не со мной. (Высматривает его в толпе депутатов.) Я попробую его найти, мой
ангел.
Лантена
(подходит).
Добрый вечер, дорогая Манон. Вы слышали наши споры?
Манон Ролан (приветствуя Лантена). Следить за вами - несказанное удовольствие для ума. Маленькое
число истинных мужей, постоянно верных своим принципам, противостоит сегодня
многим, кто пытается исказить идеалы свободы.
ЛАНТЕНА
(польщенный). Дорогая Манон, мы были
не столько красноречивы, сколько последовательны.
МАНОН
РОЛАН (с чарующей улыбкой). В ваших
словах - надежда на будущее. Жаль, что нам пока не удается соединить всех
сторонников Свободы!
ЛАНТЕНА. Сторонников
Свободы! Верю, что их больше. Но и врагов у нее достаточно... Дорогая Манон,
надеюсь увидеть вас позднее. (Целует руку
и откланивается.)
РОЛАН
(возвращается). Я не нашел
Робеспьера... Передам ему записку, может быть, он нас посетит... Может, и
хорошо, если они не встретятся с Бриссо... (Боску)
Ждем вас, до встречи.
МАНОН РОЛАН (заботливо разглаживает отворот сюртука
Ролана). Едем, дорогой! Если господин Робеспьер захочет посетить нас, будет
лучше, если мы подготовим достойный прием!
БОСК провожает их до
наемного экипажа.
БАРНАВ
(подходит к Александру Ламету).
Спасибо, что вняли моей просьбе. (Оглядывается.)
Здесь очень шумно. Пройдемся немного. (Берет
Ламета об руку, выходит из зала. ЛАМЕТ следует за ним, хмуря высокий лоб.)
Вы слышали, что предложил господин де Лакло. Еще один вариант полунаследственной-полувыборной
исполнительной власти, на сей раз назвав ее не опекунским или регентским
советом, а как-нибудь иначе… (Чуть
насмешливая улыбка сменяется серьезностью.) Суть от этого не меняется,
потому что господин де Лакло, вместе с господином Дантоном желают видеть во
главе герцога Орлеанского.
ЛАМЕТ. Их
предпочтения столь же прозрачны, сколь сомнительны, я имею в виду их моральную
подоплеку. Намного честнее предпочесть власть человека достойного и
образованного, чем отдать трон ребенку, а ему в няньки дать весьма ненадежного
советника.
БАРНАВ.
Если бы речь шла только о личности главы исполнительной власти, и тогда бы я
предпочел держать герцога как можно дальше от кормила правления. И все-таки
много опаснее, что они покушаются на принцип наследования власти…
ЛАМЕТ.
Вы собирались пояснить мне кое-какие вопросы! Я внимательно слушал всех, но
пока не вижу лица, способного забыть о своих личных пристрастиях и вернуться к
законодательным вопросам.
БАРНАВ.
Вам покажется противоречивым то, что я говорю... (С глубокой убежденностью.) Александр, чтобы достичь стабильности в
стране, мало одного лица, нужен компромисс, а для компромисса нужны двое, трое,
четверо… все, кто представляет сегодня хоть какую-то силу. Зачем отталкивать от
себя Дантона и даже Филиппа Орлеанского? В конце концов, они не высказываются
прямо ни за республику, ни против конституции… Правда, Дантон всерьез интригует
против Лафайета… Поступим так: пригласим их обоих на чашку шоколада – никто не
увидит в том ничего предосудительного. Попробуйте поговорить с Дантоном,
получше узнать его образ мыслей – я понимаю, сколь это непросто, - и…
намекнуть, что намного лучше временно отказаться от идеи республики – не знаю,
быть может, через 20, 30, 50 лет эта идея победит, но не сейчас.
ЛАМЕТ
(кивает в знак согласия). Думаю,
разговор об этом не принесет вреда никому, и чашка шоколада, несколько успокоит
наши общие страсти! В конце концов, необходимо
решить судьбу нации, а не судьбу конкретного монарха! Но республиканские порывы
Бриссо сегодня были просто смехотворны, и мне кажется, здесь вполне можно
заговорить и с Робеспьером.
БАРНАВ. Господин Робеспьер… (Задумывается, прикусив губы.) Его доверие вернуть трудно… Мы были
по разные стороны барьера… И сейчас, я понимаю, смысл, который вкладываем в понятие
монархии он и мы, слишком различен… Но отталкивать его нельзя. Вы видите, какое
влияние, не без нашей помощи, он приобрел в клубе. А клуб – клуб становится все
более мощной силой. Он отражает общественное мнение и его формирует… Королю
необходима такая поддержка, укрепление авторитета. Кто послужит этому лучше,
чем клубы?.. Я поговорю с Робеспьером. Нашу личную неприязнь не побороть, но у
него не отнимешь того, что он умеет встать выше частных несогласий.
ЛАМЕТ. Это тем более
важно, что Робеспьер - человек закона, и, хотя в вопросе о форме власти мы
противники, вопрос о конституции может заставить его прислушаться к нашему
мнению!
БАРНАВ
(немного повеселев). Прекрасно, мой
друг. Завтра я встречусь с маркизом Лафайетом и господином Байи. Меня
по-настоящему тревожит происходящее в некоторых секциях, в Пале-Рояле и
особенно в предместьях... (Готов
распрощаться, но видно, чего-то не досказал и никак не может решиться.)
ЛАМЕТ. Что-то еще,
Антуан?
БАРНАВ.
Есть еще одна причина… (Останавливается,
выдерживает паузу.) Александр, могу я вам довериться?.. Я получил письмо.
Оно без подписи и дошло до меня окольными путями… (В волнении) И вы поймете, почему. (Читает.) “Невозможно упорствовать в стремлении сохранить существующее
положение вещей. Конечно, что-то должно произойти. Но что?.. Я обращаюсь к
НЕМУ, чтобы узнать это. Из наших бесед он должен был понять, что у меня добрые
намерения. Мне кажется, я почувствовала в нем стремление к справедливости, у
нас также есть это желание. Мы могли бы совместно осуществить наше общее
намерение.” (Прерывает чтение.) Я
говорил вам, что, когда мы возвращались из Варенна… Слушайте дальше: “Если он
найдет средство поделиться со мной своими мыслями, я со всей искренностью
отвечу, что могла бы сделать со своей стороны. Я готова к любой жертве, если
действительно увижу, что она приведет ко всеобщему благу.” (Складывает письмо и выжидательно смотрит на
Ламета.)
ЛАМЕТ
(заметно смущенный, покусывает губы).
Есть лишь одно средство ответить на эти мольбы - закон, который четко
разграничит обязанности властей и права нации. Нам нужно вернуть Якобинский
клуб, успокоить сторонников Робеспьера, и как это ни сложно, сохранить доброе
лицо Байи и Лафайета... Пожалуй, я тоже поговорю с генералом, и посмотрю, что
еще можно предпринять в клубе! Прощайте, Антуан! (Уходит, наклонив голову.)
БАРНАВ.
Прощайте, граф. (В задумчивости
направляется в другую сторону.)
Ламета нагоняет экипаж. Седок,
высунувшись наполовину из окна, радостно окликает: “Мсье Ламет! Александр!” Но,
видя, что ЛАМЕТ завернул за угол и не услышал призыва, приказывает трогать, и
экипаж продолжает путь в сторону Елисейских полей.
РОБЕСПЬЕР выходит из дверей клуба один.
Вид у него встревоженный. Сталкивается с Луизой и Кондорсе. Пересилив себя,
вежливо здоровается.
КОНДОРСЕ (приподнимает
шляпу, приветствуя Робеспьера). Заседание уже закрыто?
ЛУИЗА
РОБЕР (участливо, но сдержанно). Вы
кажетесь озабоченным... Один из членов клуба кордельеров должен был выступить
среди вас.
РОБЕСПЬЕР.
Этого не произошло, но господин Боск принес сообщение о том, что (пристально смотрит на Луизу) братские
общества собираются выступить послезавтра вместе с федератами... (Помолчав.) Это правда?
ЛУИЗА
РОБЕР (выдержав его взгляд, спокойно).
Такое решение принято, есть резолюция клуба.
РОБЕСПЬЕР
(в досаде, забывшись, кусает ноготь.
Неожиданно зазвеневшим голосом). Вы - вы отдаете себе отчет, к чему может
привести такая грандиозная манифестация?
КОНДОРСЕ (спокойно,
взвешивая слова). Господин Робеспьер, вы опасаетесь применения военного
закона - я разделяю ваши опасения. Но безоружные манифестанты, требующие лишь
осуществления своих прав на деле, - не повод для этого.
ЛУИЗА
РОБЕР (Робеспьеру). Да, мы отдаем
себе отчет. Отчет и в том, что может последовать, если мы покорно склоним
голову перед грубым обманом - это ваши слова - к которому прибегает Собрание.
РОБЕСПЬЕР. Чтобы
поддерживать грубый обман, Луиза, власти могут прибегнуть и к грубой силе.
КОНДОРСЕ.
К сожалению, это не исключается.
ЛУИЗА
РОБЕР. Что мы можем сделать сейчас и что мы делаем - просим санкцию на мирную
манифестацию и редактируем текст петиции так, чтобы он не давал предлога
считать подателей нарушителями закона.
РОБЕСПЬЕР
(очевидно, сомневаясь не в намерениях
руководителей кордельеров, а в успехе этой затеи. Вздохнув). Вы посмеетесь,
но меня тяготит какое-то предчувствие... (Принимает
отчужденно-вежливый вид.) Прощайте, дорогая... Господин Кондорсе, честь
имею.
КОНДОРСЕ.
Господин Робеспьер, если вы очень спешите, я не смею задерживать вас. Но если
вы не против прогуляться в такой чудный вечер, я составлю вам компанию. А вы,
дорогая Луиза?
ЛУИЗА
РОБЕР А я... (Прищурившись, смотрит в
конец улицы, с улыбкой.) А я последую за своим мужем и повелителем...
ФРАНСУА
РОБЕР (спешит к ним). Добрый вечер! (Раскланивается с мужчинами.) Господин
Робеспьер, что нового?
ЛУИЗА
РОБЕР (незаметным прикосновением
останавливает его). Прощайте!
КОНДОРСЕ (снимает шляпу, длинные волосы падают ему на
лоб. Галантно склоняется к руке Луизы). Доброй ночи, мои дорогие друзья. (Делает жест перед собой.) Господин
Робеспьер?..
РОБЕСПЬЕР
(пожимает руку Роберу и Луизе). Я
всегда хожу пешком, господин Кондорсе.
КОНДОРСЕ и РОБЕСПЬЕР
идут по засыпающим парижским улицам в сторону квартала Марэ.
КОНДОРСЕ
(несет шляпу в руке, наслаждаясь
долгожданной вечерней прохладой). Вы говорите, король нужен для придания
силы исполнительной власти? Именно существование наследственного главы лишает
власть ее силы, возбуждая против нее недоверие друзей свободы.
РОБЕСПЬЕР
(держится спокойней, чем после заседания
клуба, но говорит без особого увлечения). Я не монархист и не
республиканец. Быть может, из-за того, что слишком явственно вижу
несовершенство первой и опасности второй. Англия освободилась от ига короля
только для того, чтобы подпасть под иго еще худшее… Но среди нас нет и могучего
гения, равного Кромвелю, зато есть клики, активные, жадные, сосредоточившие в
своих руках политическую власть, богатство и военную мощь.
КОНДОРСЕ. Если бы
англичане умели читать не только Библию, вырождение республики оказалось бы
невозможным. Гарантом нашей служат как принцип разделения властей, так и
свобода печати.
РОБЕСПЬЕР
(подумав). Примите во внимание и то,
что наша страна находится в другом положении, менее выгодном. Когда был низвергнут
Карл Первый, Англия подверглась БЫ нападению, если бы не океан, являющийся ее
естественной защитой. Между нами и соседними монархиями такой преграды нет.
КОНДОРСЕ
(понимает намек, проницательно).
Военный пыл господина Бриссо производит двойственное впечатление… Нет, господин
Робеспьер, республика не должна быть источником войны, даже войны с благородной
целью освобождения угнетенных народов.
РОБЕСПЬЕР
(чувствуя общую почву, продолжает с
бОльшим оживлением). Поиск внешнего врага есть удобный случай скрыть
внутреннего и истощить силы народа, направив их на разрушение вместо созидания…
(Возвращается к обычному своему тону.)
В нашем положении республика означает войну, война означает военную диктатуру,
худшую из всех видов тирании.
КОНДОРСЕ
(смотрит на Робеспьера с недоумением и
иронией). Какую же завоеванную провинцию разграбит французский генерал,
чтобы купить голоса избирателей?.. Пока мы не будем народом-повелителем, мы
останемся свободны. Сила связывает, и более всего связывает собственная сила.
РОБЕСПЬЕР
(с провидческой убежденностью). И
все-таки самое опасное для свободы – удачные военные кампании и победоносные
генералы.
КОНДОРСЕ слегка
пожимает плечами.
РОБЕСПЬЕР
(желая сменить тему, с интересом).
Однако – я заметил – что сторонниками республиканского правления выступают те,
чье положение и при старом порядке не было столь отчаянным… а вовсе не
приниженный и угнетенный народ, который в короле видит оплот своей обретенной
свободы и законности.
КОНДОРСЕ
(добродушно). Ваше наблюдение
остроумно… Я вижу в этом преимущества образованности, наделяющей человека
известной независимостью духа и мысли… Но разве это должно смущать нас? Чем
менее частного интереса в отстаиваемой идее, тем чище побуждения.
РОБЕСПЬЕР
(поворачивает голову, с любопытством вглядываясь
в лицо философа). Я думаю иначе. Чем выше заинтересованность лица или
класса в каком-либо учреждении, тем верней, что он будет связан с этим
учреждением и верен идее.
КОНДОРСЕ. Ваш довод
опровергают факты. Бывший король – кто еще более мог
быть заинтересован в сохранении монархического правления? И однако он сам
разбил свою корону.
РОБЕСПЬЕР.
Король не поставил бы под угрозу свой статус, если б не рассчитывал возвратить
всё сполна. (Переходит в наступление.)
Следуя вашей оригинальной теории, господина
Орлеанского и господина Лафайета нельзя подпускать к власти, нельзя даже
облекать видимостью ее.
КОНДОРСЕ
(останавливается,
проводит рукой по волосам). К власти – нет. Но если вы принимаете
ограниченную монархию, в которой король – репрезентационная фигура, почему
такой король не может называться регентом или президентом? (Он испытывает удовольствие от беседы с умным
противником, не пытаясь навязать свое мнение.)
РОБЕСПЬЕР
(чуть насмешливо и в то же время с
глубокой искренностью). Господин Кондорсе, так ведь в том и состоит ответ,
что имя и личность короля освещены традицией. А в возможности получить
регентство или президентское кресло равны многие претенденты, и в их
соперничество будут вовлечены все!.. Самые кровавые и жестокие страницы истории
– это смены династий.
КОНДОРСЕ (серьезно). Дорогой Робеспьер, вы
убеждены, что история повторяется. Но наш век и наша страна стоит на новой
ступени просвещенности. История открывает свой смысл лишь тогда, когда вы
видите прогресс.
РОБЕСПЬЕР
(с невольной горечью). Моя практика и
опыт учат меня, что одинаковые причины вызывают одинаковые следствия… (Смущенный своей откровенностью, принимает
непроницаемый вид, но в голосе еще неостывшие нотки.) Прощайте, господин
Кондорсе. Завтра нас ожидает трудный день.
Собеседники раскланиваются и
расходятся. Шаги КОНДОРСЕ по булыжной мостовой и стук его трости еще некоторое
время отдаются в переулках. РОБЕСПЬЕР сворачивает на темную улицу Сентонж. В
комнате на столе находит записку от МАДЛЕН РЕНАР. Между тем наступила уже настоящая
ночь.
Явление 1
Загородное имение
мадам РЕНАР. Раннее утро.
МАДЛЕН
(одна в спальне, стоит у окна, окутав
плечи легкой шалью). Как все сложно… все меняется. (Вздыхает.) У всех такие разные цели! Кто победит?.. Что хотят все эти
люди? Республику? Монархию? Просто власти?.. И подумать только, от этого
зависит мое благополучие! Я должна выбрать правильный путь… (Опускается в кресло и почти машинально
начинает рисовать на листе бумаги профили, рассуждая вполголоса.) Бриссо –
он активно наступает… имеет успех. Хотя - впечатления разумного человека он не
производит. Мне кажется, тут не обходится без Манон Ролан… Вот доказательство,
что женщина может ВСЕ!.. (Обводит
карикатурку Бриссо в овал и набрасывает следующую.) Дантон… этот пьяница и
бабник умеет хорошо выступить. В ораторском искусстве немногие могут с ним
тягаться. Но он расчищает путь Эгалите… какой правитель получится из этого
типа?.. (Склонив голову, с несколько
сентиментальным и ироническими выражением.) Мой друг Барнав, что-то вы
приуныли... Но не думаю, что он сложит оружие. Конституционная монархия! Самое
лучшее. (Откидывается на спинку кресла,
прикрыв глаза.) А что будет делать Макс? Он осторожен, никогда не пойдет
против закона. Но при этом Макс умеет рисковать… Увы, сейчас… даже на свои чары
нельзя надеется. (Встает, бросает взгляд
в зеркало и звонит горничной.) Надо написать всем игрокам. Они не откроют
карты, но я умею читать между строк…
Особняк на Елисейских полях, 92. С утра
стучат молотки: вешаются винно-красные шторы, снимаются чехлы с мебели,
портреты Ньютона, Локка, Вашингтона и Лафайета занимают места на стенах,
распаковываются сундуки. ДЖЕФФЕРСОН, загорелый, без парика, седые волосы
перехвачены черным шнурком, лично присмотрел за установкой барометра во флигеле
и распорядился разобрать потолок под флюгер. Он кажется озабоченным: первый
день в Париже, показал, как много изменилось.
Рано утром к
особняку подъезжает экипаж, лакеи вносят в холл большую корзину цветов. В
букете - визитная карточка маркиза де Лафайета: «Рад видеть вас снова, дорогой
друг!»
Манеж Тюильри.
Национальное (Учредительное) Собрание, дневное заседание.
САЛЛЬ
(докладчик от комитетов, расследующих
похищение короля и его семьи, открывает заседание). Я поддерживаю проект комитетов
и чтобы его положения не вызывали сомнения, я предлагаю вам прежде всего
проголосовать за следующие статьи: Ст. 1. Если король после принесения присяги
конституции отступится, то он будет считаться отрекшимся от престола.
Ст. 2. Если король возглавит армию, чтобы направить ее
против нации, или если он прикажет своим генералам осуществить подобный план,
или, наконец, если он не будет противодействовать точным приказом любому
действию такого рода, осуществляемому от его имени, то он будет считаться
отрекшимся от престола.
Ст.
3. Король, который отречется от престола или будет считаться таковым,
превратится в простого гражданина и будет подлежать обвинению согласно обычным
формам во всех правонарушениях, которые последуют за отречением.5
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Для
участия в прениях я предоставляю слово господину Барнаву.
БАРНАВ
(всходит на трибуну, легкий, подтянутый,
безукоризненный. Начинает говорить, не глядя в рукопись, устремив взгляд к залу).
Декларация прав не только провозгласила права во всей полноте, но определила и
способ, которым они должны осуществляться ради их сохранения. 4-я статья
гласит: “Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда
другому”. Чем можно измерить эту меру “вреда” и поставить перед ним заслон?
Только законодательной властью и конституционным законом. Если усомниться в
конституции, где же найти рубеж, на котором мы остановимся? Сегодня под
сомнение ставится легитимность монархии, а завтра – принимается аграрный
закон?..
В среде депутатов ропот.
БАРНАВ.
Нация обладает конституирующей и конституируемой властями, источник обеих – в
национальном суверенитете. В силу обладания конституирующей властью нация
вправе учредить представительные органы и дать себе высший закон, конституцию.
Власть, закрепленная в конституции, принимает решения от имени нации. Но сама
форма, которую сочли бы подходящей для сохранения конституции, не отвечала бы
задаче ее установления. Отсюда со всей очевидностью следует необходимость
представительного правления.
Ведь конституирующая власть – лишь следствие полного суверенитета, ВРЕМЕННО
перешедшего от нации к Учредительному Собранию. Она – совокупность крайних
средств, нужных для освобождения угнетенного народа. Нация дала себе
конституцию. Ее свобода гарантирована публичными обсуждениями и установлением
ОГРАНИЧИВАЮЩИХ ДРУГ ДРУГА властей – вот почему власть конституирующая должна
уступить место конституируемой. (Пауза)
Посланные сюда дать конституцию нашей стране, мы нашли, что обширные размеры
королевства и его многомиллионное население требовали единства власти и
действия, которое может быть обеспечено ТОЛЬКО монархической конституцией.
ПРОИСШЕДШИЕ СОБЫТИЯ НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛИ В СУЩЕСТВЕ ПОЛОЖЕНИЯ!..
“Левая”, среди них - ГРЕГУАР, БЮЗО,
ПЕТИОН, выражают возмущение. РОБЕСПЬЕР сидит немного в стороне, сцепив пальцы
так, что они побелели. Депутаты “крайней правой” тоже недовольны и почти
откровенно насмехаются.
БАРНАВ
(улавливает недовольство и несогласие,
возвышает голос, стараясь не дать противникам почувствовать его слабость).
Нация – суверен, но в представительном правлении народные представители
являются ее опекунами. Только представители могут действовать в интересах
народа, ибо его собственный интерес связан с политическими истинами, о которых
сам он не может составить полного представления.
Неожиданный громкий выкрик с галереи: - И когда народ штурмовал Бастилию?!
БАРНАВ
(с усилием). Вы не станете отрицать,
что законотворчество должно быть рациональным и компетентным. Мы не должны
путать гражданскую свободу с осуществлением политических прав: политические
права принадлежат обществу, а не частному лицу, они – обязанность,
устанавливаемая обществом, но никак не данная естественным правом.
Новый всплеск шума.
БАРНАВ
(взволнованно). Неужели уроки истории
забыты, господа? Чистая демократия одной части нации может существовать только
– только! – благодаря гражданскому, политическому – абсолютному – рабству
другой части. Представительное правление самое свободное и возвышенное.
Суверенитет нации делегируется ее независимым представителям, и суд над королем,
и референдум, на котором настаивает часть депутатов, - это самая чистая, прямая
демократия!
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ (доступно слуху соседей). Наконец мы это
признаем.
ДЕМУЛЕН (с галереи). Пусть лучше погибнут
колонии, чем принцип!” Ради ваших принципов вы готовы погубить и свою страну?!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ звонит в колокольчик. На
галерее появляются гвардейцы, охраняющие порядок. Шум немного стихает.
ГРЕГУАР
(с места). Что же вы предлагаете,
наконец!
БАРНАВ.
Успокоить народ и прекратить будоражить умы неосуществимыми проектами и ложными
идеями и не препятствовать работе конституционного комитета. В то время,
отпущенное нам как депутатам, до начала работы нового законодательного
собрания, мы должны исполнить свой долг, чтобы не сойти с исторической сцены
бесславно и без пользы… (Переводит
дыхание, спокойней.) Дать нации закон – это не только свести воедино
конституционные декреты, которые мы принимали, но точно определить место и
обязанности всех политических институтов и достичь стабильности. Ради утверждения нового порядка необходимо, чтобы
наше общее движение вновь обрело свою энергию, чтобы каждая часть в
общественном механизме имела возможность выполнять свои функции, чтобы части
эти сблизились и вся машина укрепилась. Я призываю завершить революцию! (Спускается в зал и почти падает на скамью,
даже не обращая внимания на реакцию депутатов. достает платок, отирает лоб.
Рукопись соскальзывает на пол, листы рассыпаются.) 6
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(восстанавливает спокойствие в зале).
Господин Робеспьер? (Отыскивает его
взглядом.) Вы просили слова?..
РОБЕСПЬЕР
(идет к трибуне, сдерживая шаг, чуть
приподняв плечи. Аккуратно раскладывает перед собой начисто переписанный текст).
Я намерен опровергнуть суровые и жестокие взгляды, чтобы осуществить мягкие и
благотворные для общего дела меры. За вопросом об одном лице, за изъявлениями
верноподданнических чувств, - за всем этим стоит доктрина, угрожающая полным
уничтожением свободы. Принцип неприкосновенности – должен ли он иметь границы?
Преступление, не наказуемое по закону, само по себе позор и отрицание любого
общественного строя. Когда же преступление совершает высшее должностное лицо,
преступление против своего народа, я вижу в этом основания для особенно
строгого наказания.
Неприкосновенность – безнаказанность, возведенная в закон… Можно ли принять
такой декрет, отрицающий закон вообще?!.. Ссылаться на законы для того, чтобы
человек мог безнаказанно преступать их?!.. (У
него начинают дрожать руки, чтобы это не было заметно, он берется за края
трибуны.) Чего же стОят все речи, произнесенные в этих стенах от имени
народа, превозносящие свободу?.. Преступный или слабый глава исполнительной
власти, сохраняющий свое могущество под сенью закона, явно подвергает
общественную свободу постоянной опасности, - что может быть страшнее и
пагубней? А между тем ответить на поставленный перед нами вопрос несложно, для
этого нужно лишь не избегать его и формулировать со всей отчетливостью. Меры,
предложенные комитетами, следует заменить общими мерами, подчиненными интересам
мира и свободы. Проект, который представлен нам, позволяет мне вернуться к моим
прежним обязанностям и выступить адвокатом лакеев, гувернантки дофина и даже
господина Буйе… (Делает маленькую паузу.)
На галерее смех.
РОБЕСПЬЕР
(без тени улыбки). Наш народ не удовлетворит
зрелище народных представителей, настолько погрязших в предрассудках, страхе,
невежестве или развращенности, чтобы следовать проторенным путем и приносит
более слабого и менее виновного в жертву сильному. Я предлагаю, чтобы Собрание
декретировало: 1) решить участь короля только после того, как народ выскажет
свое желание; из этого логически следует непринятие предложений комитетов; и 2)
отменить декрет об отсрочке выборы новых народных представителей. 7
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
Итак, господа, мнения высказаны. (Зачитывает
проект декрета по докладу Салля и речи Барнава и предложения Робеспьера.)
Прошу вотировать, господа, предложенный декрет!
Секретари Собрания принимаются
подсчитывать голоса. Все это время зал похож на потревоженный, но еще закрытый
улей, напряжение прорывается только в жестах, взглядах, резко брошенных словах.
Наконец, результаты готовы.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
ЗА проект подано… 456 голосов. ПРОТИВ (всматривается
в цифры) 452. (Поднимает голову, не
может скрыть растерянности.) Господа… (В
зале и на галерее шум.) Господа, я прошу вас подготовить поправки к проекту
и передать в комиссию. Вопрос переносится на завтрашнее заседание!
БАРНАВ (едва председатель объявил заседание
закрытым, поспешно поднимается и идет в конец зала, где сидят депутаты “левой”.
Он уже справился со своей усталостью). Господин Робеспьер!.. Подождите.
ГРЕГУАР, ПЕТИОН
встречают его неодобрительно. БЮЗО демонстративно отворачивается.
РОБЕСПЬЕР
(обернувшись, холодно). Что вам
угодно?
БАРНАВ.
Несколько минут вашего внимания.
РОБЕСПЬЕР (прищуривая глаза). Я полагаю, ни вы, ни
я не можем добавить к уже сказанному ничего?.. (Но все-таки отходит в сторону вместе с Барнавом.)
ДЕМУЛЕН
(с галереи). Максимилиан!
Робеспьер!.. Мы здесь! (Бесцеремонно
протискивается через толпу, но видит,
что Робеспьер остается с Барнавом и решает не вмешиваться.)
Зал быстро пустеет,
остаются только секретари и прислуга, занятые своими повседневными
обязанностями.
БАРНАВ.
Добавить? Нет, господин
Робеспьер. Я хочу сказать то, что можете понять вы, и можете повлиять на
события.
РОБЕСПЬЕР.
Я отлично понял вас, господин Барнав, не трудитесь повторять… (Чуть менее официально.) Вы говорите
“нация”, а я думаю о народе.
БАРНАВ. Мы
употребляем разные слова, но предмет от этого не меняется.
РОБЕСПЬЕР.
Вы отрицаете естественное право. Невозможно высказаться более прозрачно и более
цинично.
БАРНАВ.
Я не отрицаю естественное право, но я призываю его разумно ограничить… Вы не
республиканец, вы прекрасно понимаете: первооснова представительного и
монархического правления – независимость двух властей. Обе должны быть
равноправны. Но статус власти определяется ее ролью в издании законов – МЫ ЖЕ
ИМЕЕМ исполнительную власть, ПОДЧИНЕННУЮ законодательной! Залогом независимости
исполнительной власти служит неприкосновенность короля.
РОБЕСПЬЕР.
Я пространно изложил свои доводы.
БАРНАВ
(вглядывается в непроницаемое лицо
Робеспьера). Давайте от теоретического спора перейдем к практике. Вы слышали,
что предлагают Бриссо и Ролан – референдум. При нынешнем состоянии умов это
равносильно гражданской войне – так?
РОБЕСПЬЕР молча смотрит на Барнава.
БАРНАВ. Вы знаете,
что происходит в клубе кордельеров и братских обществах… Знаете или нет? Знаете,
что завтра может состоятся манифестация? И наверняка понимаете, чем она может
обернуться.
РОБЕСПЬЕР удерживает
колкость, готовую сорваться.
БАРНАВ
(настойчиво). Если же декрет будет
принят Собранием, исчезнет повод для петиции, повод для манифестации.
РОБЕСПЬЕР. Нет,
господин Барнав, не исчезнет. С таким декретом народ не может примириться.
БАРНАВ.
А в противном случае будет повод установить более жесткие законы, а для властей
- прибегнуть к чрезвычайным мерам.
РОБЕСПЬЕР
(впервые за время разговора в нем что-то
отозвалось). Закон о военном положении?
БАРНАВ.
И еще что-нибудь похуже, господин Робеспьер. (Отступив на шаг, сухо и по-деловому.) Манифестацию надо
предотвратить и отменить петицию. Сделать это можно только срочным принятием
окончательного декрета. Прощайте.
РОБЕСПЬЕР.
Прощайте... (Медленно выходит на улицу.
Со стороны его смятение не так заметно, но в душе... Приняв вдруг какое-то
решение, он направляется к Пале-Рояль.)
БАРНАВ
(подзывает на улице наемный экипаж,
кучеру). Отель-де-Вилль.
ДЖЕФФЕРСОН намерен отдать должное
обожаемой им французской кухне; в ожидании возможных визитеров возится в
прихожей.
Дворецкий
(торжественно). Господин маркиз де
Лафайет!
ДЖЕФФЕРСОН
(жестом отпускает дворецкого, который
выполняет также обязанности секретаря). Проходите, друг мой. Извините, что
я в таком виде - я тут перемывал кости моему лосю. (Вытирает руки о тряпку и опускает засученные рукава, прежде чем пожать
руку гостю.) Стол накрыт и ждет вас.
ЛАФАЙЕТ. Дорогой мой
Томас!.. (Отвечает крепким рукопожатием,
его глаза увлажняются). Как я рад видеть вас снова... (Проходит в столовую.) Ваше письмо я получил лишь сегодня утром...
Если бы вы предупредили меня о своем появлении, я был бы рад принять вас,
вместе с Антуаном и Александром. (Садится,
берет салфетку.)
ДЖЕФФЕРСОН
(разливает вино, по привычке отпустив
прислугу). Господа Ламет и Барнав? Мне казалось, они очень заняты. Вчера я
видел Ламета выходящим из клуба... Жермена (поправляется)
мадам де Сталь писала мне, что ваши намерения упрочить конституционную монархию
все также непоколебимы. Если бы вы знали, любезный друг, насколько ваша
решимость дать Франции конституцию согревает мое сердце.
ЛАФАЙЕТ (красивыми
движениями орудует вилкой и ножом, чувствует себя в своей стихии). Да, они
оба заняты, в составе конституционной комиссии, а, кроме того, много времени
посвящают Обществу друзей конституции, пропагандируя наши взгляды и стараясь
вопреки упрямству слишком ревностных граждан, объединить нацию вокруг
конституции. (Пауза) Я полагаю, на
сегодняшнем заседании уже принят декрет, и скоро мы будем иметь удовольствие
собраться все вместе, чтобы отметить это важное событие… Я вижу, вы не изменяете своим вкусам... О!
Где вы достали это чудо? Наш повар жалуется, что сейчас в Париже ничего
подобного не сыщешь.
ДЖЕФФЕРСОН.
Ну, кое-что привезено с собой... Сейчас в Париже многого не сыщешь, не так ли?
(Жизнерадостно.) Вчера я просил
аудиенции у его величества и узнал, что его величество сидит под замком.
Веселенькое дело! Приезжаешь во Францию, и не знаешь, у кого подписывать бумаги
ЛАФАЙЕТ
(ему неприятно это слышать, он старается
делать вид, что дело не столь серьезно). Полагаю, такое маленькое
препятствие не повредит вашим делам, но задержит вас в Париже пару лишних
дней!.. Адриенна была рада получить известие о вас, надеясь увидеть и вас
собственной персоной... (Менее светским
тоном.) Вы прибыли с дипломатической миссией, Томас?
ДЖЕФФЕРСОН
(в тон ему). Не совсем. Как всегда, я
более забочусь о торговле. Вы слышали, что творится во французских колониях?
Тем временем обед
закончен, скатерть и приборы убраны, на столе остались вино и фрукты.
ЛАФАЙЕТ.
Право же, дорогой Томас, я почти примирился с мыслью, что Сан-Доминго для нас
потерян... И то сказать, они слишком дорого подчас обходились нам... (Отпив из высокого бокала.) Наш долг и
обстоятельства требуют сейчас сосредоточиться на внутренних делах, потому что (с иронией) наши внешние не так уж
блестящи... Нота императора встревожила всю общественность.
ДЖЕФФЕРСОН
(греет в руке коньяк). Франция готовиться
к войне? Что ж, этого следовало ожидать. Не сомневаюсь, что вы встретите врага
как мужчины. Что же касается Сан-Доминго - каждая европейская страна
предпочитает вывозить колониальные товары из собственных колоний, но, похоже,
сейчас благоприятное время предложить ей наши услуги. (С иронией.) Только вот кому - министерству, Национальному собранию?
Ваше маленькое затруднение, маркиз, может обернуться серьезной проблемой, если
Франция вступит в войну, не имея общепризнанного главы государства.
ЛАФАЙЕТ. Друг мой,
не подлежит сомнениям, что главой государства является король. Вопрос лишь в
том, чтобы выработка конституции была закончена и она введена в действие. Если
конституцию примет его величество и вся нация, повод к войне развеется сам
собой.
Под окнами
слышен шум подъехавшего экипажа, приглушенные расстоянием голоса слуг и вновь
прибывшего, потом быстрые шаги на лестнице.
Джефферсон (Лафайету, невозмутимо). Вы приглашали ко мне кого-то, маркиз?
Лафайет
(в недоумении).
Я сам удивлен... Должно быть, весть о вашем приезде уже облетела Париж... (Не заканчивает фразу, повернувшись к двери.)
Барнав
(входит. Он даже не
переоделся к обеду, все в том же платье, в каком был в Собрании. Вид
встревоженный, но он старается держаться хорошего тона). Добрый день.
Мистер Джефферсон, я счастлив видеть вас, поверьте, это не пустое слово!..
Однако я намерен совершить преступление против дружбы и похитить у вас
господина Лафайета.
Лафайет
(еще не оценив
тревоги, с капризной ноткой). Дорогой Барнав! Я только что уверял нашего
друга Томаса, что вскоре он увидит вас воочию... Вы из Собрания? Все
закончилось?
Барнав
(негромко, сухо,
как о чем-то будничном). Декрет не принят половиной депутатов. Обсуждение
перенесено на завтра... Господин Лафайет, прошу вас, немедленно едем в
Отель-де-Виль.
Джефферсон. Весьма печально, мы только что пришли к полному
согласию относительно конституции и верховной власти. В качестве компенсации
поведайте мне, что заставляет вас принять это решение.
Барнав.
Мистер Джефферсон, выступление господина Робеспьера
изменило положение чаши весов, и без того нестойкое... Это результат нашей
беспечности, приходится признать.
Джефферсон. В последнее время о нем много слышно. Я хочу познакомиться с ним
лично еще с прошлого пребывания в Париже.
Лафайет.
Но... (Смотрит на
Томаса, смотрит на Барнава.) Половина депутатов... Как это могло случиться?
Барнав.
Надо было предвидеть, какую силу обретет Общество друзей
конституции, а не порывать с ним. Мы слишком полагались на свою популярность,
господа. А теперь... Клуб формирует общественное мнение, и мнение это
расходится с мнением сторонников законности.
Джефферсон. Не смею задерживать, господа... хотя мне бы очень хотелось
полюбопытствовать о его аргументах. Мой дом всегда открыт для вас, вы знаете.
Барнав
(с поклоном и
насильственной улыбкой). Примите мои искренние извинения, мистер
Джефферсон. Надеюсь, скоро мы увидимся в спокойной обстановке. Прощайте! (Выходит первым.)
Лафайет
(ему откровенно
жаль покидать уютную гостиную и разговорчивого друга). Вот так - политика
грубо вмешивается в нашу жизнь... Льщу себя надеждой, это будет недолго! (Пожимает руку Томасу.) Благодарю, мой
дорогой. Ваш обед изумителен, а ваша беседа, как всегда занимательна. До
свидания! (Выходит вслед за Барнавом.)
Джефферсон, проводив Лафайета, садится писать письма.
БАРНАВ
(стоит около экипажа). Господин
Лафайет!
ЛАФАЙЕТ
(не скрывает неудовольствия). Это
действительно срочное дело? Объяснитесь, прошу вас.
БАРНАВ (забирается в экипаж, пропустив вперед
генерала. Кучеру). Поезжайте! (Лафайету)
Если бы речь шла только о перенесении обсуждения, я бы не посмел врываться к
Джефферсону. Но на завтра, именно на завтра, назначено совместное выступление
некоторых секций, народных обществ вместе с федератами. Вы понимаете? Почти
пятьсот тысяч человек, с оружием, идут к Собранию, с петицией, составленной в
самых резких и недвусмысленных выражениях... требуя референдума и изменения
конституции!.. (Умолкает, закусив губы.)
ЛАФАЙЕТ (надменно). У нас есть национальная
гвардия, господин Барнав.
БАРНАВ
(с плохо скрытым раздражением). Я
помню об этом... Помню, и не хочу, чтобы дело дошло до применения силы.
ЛАФАЙЕТ. На насилие
и мятеж следует отвечать силой!
БАРНАВ
(с горькой усмешкой). Вы думаете, при
этом репутация короля выиграет?.. (Сурово)
Господин Лафайет, либо сейчас мы восстановим доверие к монархии, либо ее больше
не существует. Вооруженное выступление гвардии против народа окончательно
столкнет трон в бездну. А следом за ним полетим и мы, оказавшись вовлечены в
войну, которая не нужна нам.
ЛАФАЙЕТ
(откинувшись на жесткую спинку наемного
экипажа). Что же вы хотите? Что предпринять?
БАРНАВ.
Я написал мэру, просив созвать Генеральный совет Парижа. Мы едем туда. (Закрывает глаза и прислоняется головой к
стенке.)
ЛАФАЙЕТ, глядя на него, тоже умолкает.
Отель-де-Виль.
Приемная мэра Парижа. Господин БАЙИ восседает в кресле за столом.
ЛАФАЙЕТ
(тоже в кресле, напротив мэра, нервно
барабанит пальцами по подлокотникам). Господин Барнав настоял на нашей
общей встрече. Объяснитесь, наконец.
БАРНАВ
(во время разговора ходит по комнате
взад-вперед). Господа, наше положение сейчас близко к анархии. Назовем вещи
их именами. Комитеты вынесли решение, благоприятное для короля, но фактически
он временно отстранен от власти. Министры пользуются лишь ненавистью, не только
со стороны народа. Нет памфлетиста, который не оттачивал на них свое перо.
Собрание расколото на два лагеря. Реальной властью сейчас обладаете вы, только
вы. (Смотрит на собеседников.) Вы,
господин Байи, гражданской, вы, господин Лафайет, военной.
БАЙИ
(следит за Барнавом, маятникообразное
хождение немного его раздражает). Мне вручена власть, но лишь в Париже,
господин Барнав. Выше этого мои полномочия не простираются.
ЛАФАЙЕТ
(нервозно.) Господин Барнав, нельзя
ли без длинных прелиминарий!
В соседней комнате
голоса. Это собираются экстренно вызванные члены Генерального совета.
БАРНАВ.
Сегодня в Париже представлена вся Франция, господин мэр… Постараюсь
удовлетворить ваше пожелание, господин Лафайет, и буду краток, быть может,
груб. Ради того, чтобы остановить манифестацию, следует арестовать
руководителей и агитаторов клуба кордельеров и Пале-Рояль.
ЛАФАЙЕТУ не то что
бы не нравится мысль, но обидно, что не он ее предложил, поэтому он молчит.
БАЙИ
(подняв светлые стариковские глаза).
И это говорит депутат Собрания?.. Адвокат?.. Учредитель Общества друзей
конституции?..
БАРНАВ. Понимаю вашу
иронию. Но подумайте – не лучше ли временное заключение под стражу нескольких людей,
чем массовые беспорядки и, возможно, кровопролитие? Можете вы поручиться, что
какой-нибудь пустяк не спровоцирует толпу? Что гвардейцы, потеряв терпение, не
пустят в ход оружие?.. В таком столкновении, господа, не будет победителей. Оно
или сметет правительство и короля, как два года назад стерло с лица земли
Бастилию, или воспламенит народ ненавистью – в случае подавления мятежа, это
будет истолковано против короля и против установленной власти и превратится в
постоянную угрозу, как дремлющий вулкан.
ЛАФАЙЕТ.
Я рассуждаю так. Арестовать и подвергнуть временному заключению мы можем только
за доказанную вину или преступление. Если мятежники выступят, они преступят
закон, и с ними поступят по закону.
БАРНАВ
(нетерпеливо). Тогда будет поздно,
Лафайет! ...
БАЙИ
(с неожиданным для своего возраста
проворством поднимается, обходит стол и приближается к собеседникам).
Господа, вы с такой уверенностью заявляете о мятеже, о манифестации – вы
уверены в ваших сведениях?
БАРНАВ.
Прочтите. Это проект петиции, которую мы завтра будем иметь удовольствие
принять в Собрании, если вы не примете меры. (Отходит к окну.)
Петиция
предусматривает замену наследственной исполнительной власти на выборную и
аграрный закон.
ЛАФАЙЕТ
(читая, приходит в негодование). Это
бунт!
БАРНАВ
(обернувшись). Два года назад король
сказал то же самое – он ошибся… (С
иронией.)
БАЙИ
(подносит близко к глазам бумагу,
медленно вчитывается). Господин Барнав… (Еще раз, многозначительно.) Вы уверены?
БАРНАВ. Насколько
возможно.
ЛАФАЙЕТ
(выпрямляясь в кресле). Ну вот и
повод! Основание для ареста есть!
БАЙИ
(с достоинством). Господин Лафайет, у
нас свободная страна, и действует свобода печати.
БАРНАВ. Господин
Байи, порой ради торжества свободы и закона нужно поступиться законом… Сантер,
ведавший охраной Тюильри, по небрежности или тайному сговору выпустил из дворца
королевскую семью. Это основание?
БАЙИ качает головой.
ЛАФАЙЕТ
(наставительно). Нет, господин
Барнав, это не годится сейчас. Зато доподлинно известно, что Сантер вооружил на
свои деньги более 2 тысяч парижан! тех, кто не имеет права носить оружие и вступать в национальную гвардию.
БАЙИ. Это сделано
перед угрозой вторжения иностранных армий, господин генерал.
ЛАФАЙЕТ
(пожав плечами). Нам нужны основания,
чтоб предотвратить бунт, а вы рассуждаете о чем-то… (Барнаву) Сантер. А другие?
БАРНАВ. Аграрный
закон… Я не хотел бы, чтобы эта петиция повлекла серьезные последствия для ее
составителей, но…
БАЙИ
(разводя
руками). Но что же потом, господа? Свобода, порядок и мир все время
остаются для нас далекой и недоступной, как звезды...
БАРНАВ. Декрет
придется подвергнуть серьезной переработке и внести на рассмотрение Собрания.
ЛАФАЙЕТ
(высокомерно). А потом!
БАРНАВ.
Господа, мы теряем время. Господин мэр? (Ждет
окончательного ответа.)
БАЙИ молчит несколько минут, потом
звонком вызывает секретаря и выходит в зал заседаний Генерального совета.
Имение мадам Ренар.
МАДЛЕН в маленьком изящном кабинете перебирает почту.
МАДЛЕН
(вполголоса сама с собой). А
умненькая Манон сразу клюнула на мою лесть. Оказывается, она идеалистка! (С глубокой иронией.) Какие все вокруг
порядочные и принципиальные, как их заботит судьба Франции! Только я преследую
свои цели!.. (Посерьезнев.) Манон и
Бриссо - за республику. И, судя по всему, победа для них – вопрос времени!...
Но они не простив собственности! Тогда не все еще потеряно… А может, ее планы
только утопия?.. Мадам рисует идеальное государство… до чего легкомысленно! Но
кто знает… Я должна подружиться с Манон!.. (Откладывает
письмо и берет следующее. Читает и насмешливо надувает губки.) Еще один
герой… «Объединение»! Слова, одни слова! Так и хочется обругать его за
бездействие и наивность!.. Но нет, рано рвать с ним отношения, рано… (Дочитав постскриптум.) Подарок! (Расхохотавшись, бросает взгляд на ларчик с безделушками.) Булавка для галстука его
порадует - как доказательство моих чувств… Ох, вот уж действительно… (Задумывается, во власти каких-то
воспоминаний.) Макс не принимает подарков от женщин. Какой человек! Будет
он ревновать?.. Я ему безразлична! Теперь мы враги!.. (Смотрит перед собой, на глаза навертываются слезы.)
Горничная вносит
свежие цветы и подает госпоже еще один конверт.
МАДЛЕН (вскрывает письмо без интереса, потом ее
охватывает невольная радость). Макс ответил мне!.. А это трогательное
проявление заботы... Неужели он еще меня любит!.. (Несколько минут перечитывает записку, лицо принимает почти детское
выражение счастья. Внезапно бросает бумагу на стол и отходит к окну.) Я
становлюсь сентиментальной. Довольно. (С холодным, жестким выражением садится,
придвигает письменные принадлежности.)
Рассвет. Окно в маленьком кабинете
открыто настежь. Свеча оплыла и догорает. ЛУИЗА РОБЕР, в белом ночном капоте сидит у стола. Перед ней исписанные листы. В
задумчивости она вертит в пальцах перо, забрав в рот кончик развившегося
локона. Перечитывает текст, правит.
Представители
наций!
Вы заканчивали ваши работы; избранные народом, ваши заместители должны были
вскоре пойти по вашим стопам, не встречая при этом тех препятствий, которые
воздвигали вам депутаты двух привилегированных сословий, эти естественные враги
всех принципов святого равенства. Но вот свершается великое преступление:
Людовик XVI бежит; он недостойно покидает свой пост; государство на краю
анархии. Народ задерживает его в Варенне; его привозят в Париж. Жители этой
столицы настоятельно просят вас ничего не решать относительно судьбы виновного,
не выслушав предварительно желаний остальных 83 департаментов. Вы медлите:
Собрание получает множество адресов; все секции государства одновременно
требуют суда над Людовиком. Но вы, господа, уже, кажется, решили, что он
невиновен и неприкосновенен, заявив вашим вчерашним декретом, что ему будет предложена
конституционная хартия после того, как будет закончена конституция.
Законодатели! Не таковы желания народа, а мы полагаем, что наибольшая для вас
слава, ваш долг даже заключается в том, чтобы служить орудием общественной
воли. По всей вероятности, вас, господа, склонили к принятию этого решения те
многочисленные депутаты-изменники, заранее заявившие свой протест против какого
бы то ни было вида конституции. Но вы, господа, являющиеся представителями
великодушного и доверчивого народа, не забывайте о том, что эти 230
протестующих не имеют более права голоса в Национальном Собрании, вследствие
чего декрет не действителен ни по форме, ни по содержанию; недействителен по
содержанию, ибо он противоречит желанию суверена; недействителен по форме, как
вынесенный 290 индивидуумами, не имевшими на то соответствующего права.
Высказанные соображения, интересы общественного блага, настойчивое желание
избегнуть анархии, которая может возникнуть вследствие отсутствия гармонии
между избранными и избирателями, — все это предписывает нам требовать от имени
всей Франции вновь пересмотреть этот декрет, приняв при этом к сведению, что
преступление Людовика XVI доказано и что этот король отрекся от престола. Мы
требуем признания его отречения и созыва нового учредительного органа для того,
чтобы приступить действительно национальным образом к суду над виновным и в
особенности к организации новой исполнительной власти.8
ФРАНСУА
РОБЕР (входит, немного удивлен). Моя
ранняя пташка... (Бросает взгляд на стол,
на огарок свечи.) Ты даже не ложилась, Луизетт?
ЛУИЗА
РОБЕР (поднимает глаза, с улыбкой).
Прочти.
ФРАНСУА
РОБЕР (обнимает ее за плечи и,
склонившись, читает. Со смехом). Ты ничего не оставила от прежней петиции!
ЛУИЗА РОБЕР. Я не
изменила главного. Смягчить форму не значит отступить от законных требований...
(Потягиваясь и взглянув за окно.) Вот
и ночь прошла... Я сварю кофе.
ФРАНСУА
РОБЕР (удерживает ее). Луизетта... (С нежностью и тревогой.) Прошу тебя -
оставайся дома. Сейчас я отнесу рукопись в типографию. К 9 часам все будет
готово.
ЛУИЗА
РОБЕР (смотрит на него, проводит рукой по
волосам, гладит по щеке). Не будем спорить, Франсуа... пожалуйста... Это и
МОЯ петиция, это и МОЕ мнение, и я иду его открыто высказать.
ФРАНСУА
РОБЕР (зная, что спорить впрямь
бесполезно, все же пытается убедить). Дорогая моя, ты должна остаться... ты
будешь выпускать газету... если что-то случится.
ЛУИЗА РОБЕР (качает головой, шутливо). Подумай,
Франсуа, ради праздника я заказала новую шляпку - не для того же, чтобы сидеть
дома!
ФРАНСУА РОБЕР молча
обнимает ее.
Явление
2
Тихий стук в окно.
ФРАНСУА
РОБЕР (подходит к окну, тоже тихо).
Это вы, Сантер?
Голос
БОНВИЛЯ. Это я! Франсуа, вы знаете, что Сантера арестовали?
ФРАНСУА
РОБЕР (переглянувшись с Луизой).
Войдите в дом. Я вам сейчас открою. (Через несколько минут вводит в кабинет
Бонвиля.)
БОНВИЛЬ
(здоровается с Луизой и продолжает
рассказ). Его арестовали сразу после митинга в Пале-Рояль. По предписанию
Генерального совета.
ФРАНСУА РОБЕР. Адрес
к секциям Парижа и федератам - конфисковали?
БОНВИЛЬ.
Нет. Гвардейцы вели себя вполне учтиво... Сантер тоже не скандалил. (Смотрит на обоих.) Петиция?..
ЛУИЗА РОБЕР подает
ему тетрадку. Пока он читает, она гасит ненужную свечу, отводит штору и
отодвигает в сторону на столе стопку листов, лежавших отдельно.
ФРАНСУА
РОБЕР (замечает ее движение). Что
это?
ЛУИЗА РОБЕР (небрежно). Ах, это? Так... кое-какие
мысли, пришедшие в голову.
ФРансуа Робер. Роман?
ЛУИЗА
РОБЕР. Нет, скорей... (Чуть хмурится и не
договаривает. Бонвилю.) Вам не кажется, что мы ПРОСИМ, а не ТРЕБУЕМ то, на
что есть у народа священное право?
БОНВИЛЬ (в
замешательстве). Нет. Но вы совсем исключили пункты о новой организации
исполнительной власти и о декретировании системы землепользования...
ФРАНСУА РОБЕР.
Никола, лучше пожертвовать частью своих убеждений, ради спасения целого.
ЛУИЗА
РОБЕР (с полуулыбкой, сложив руки).
Никола, вы еще не завтракали?
ФРАНСУА
РОБЕР (Бонвилю). Арест Сантера -
единственный?
БОНВИЛЬ
(Луизе). Благодарю, я б не отказался.
(Роберу) Об этом мне неизвестно. В
ратуше было чрезвычайное совещание. Но никаких особых приготовлений
незаметно... Да, кстати, вчера в Пале-Рояль был Робеспьер.
ЛУИЗА
РОБЕР (в дверях, оборачивается). Он
говорил?
БОНВИЛЬ. Ему не дали
слова. Вы знаете, это не клуб с председателем, трибуной. А голос у него тихий,
его просто заглушили уличные ораторы.
ФРАНСУА
РОБЕР. И жаль, право... Собрание не утвердило оправдательный декрет во многом
благодаря Робеспьеру.
БОНВИЛЬ
(скептически.) Они могут провести
декрет сегодня.
Звонит дверной колокольчик.
БОНВИЛЬ
(спохватившись, виновато). У вас
ранние гости.
ЛУИЗА
РОБЕР (весело). В такое прелестное
утро спать грешно. (Выходит.)
ФРАНСУА
РОБЕР идет встретить нежданного гостя.
РОБЕСПЬЕР
(на пороге). Извините мое бесцеремонное
вторжение...
ФРАНСУА
РОБЕР (удивлен и обрадован). Входите,
Робеспьер. (Провожает его в кабинет,
усаживает в кресло напротив Бонвиля.)
РОБЕСПЬЕР
(при виде Бонвиля смущен или недоволен,
сразу напускает на себя холодность). Я пришел, чтобы отговаривать вас от
петиции Собранию.
ФРАНСУА
РОБЕР (приветливо, надеясь растопить лед).
Мы сию минуту говорили о вас. Вы были на митинге в цирке?
ЛУИЗА
РОБЕР (вносит кофейник и три чашки на
подносе). Максимилиан? (С искренней
радостью) Вот неожиданность!
БОНВИЛЬ
(встает ей помочь). Я принесу еще
чашку.
РОБЕСПЬЕР (притворно хмурясь). Не надо хлопот,
прошу вас. Петиция отпечатана?
ФРАНСУА
РОБЕР. Еще нет. (Протягивает ему рукопись.)
РОБЕСПЬЕР пытается прочесть, щуря
глаза, в конце концов достает и надевает очки. Пока он читает, его лоб
понемногу разглаживается. Добравшись до последних слов, перечитывает еще раз,
уже медленней. БОНВИЛЬ возвращается. ФРАНСУА РОБЕР разливает кофе.
ЛУИЗА
РОБЕР (наблюдает за Робеспьером). Это
не то, чего вы опасались?
РОБЕСПЬЕР
(сдвинув очки на лоб). Господа,
выслушайте меня. Я не сомневаюсь, что петиция нужна, и на сей раз она
составлена так, как следует, языком свободы, достоинства и уважения к законам.
Собрание еще не приняло окончательного решения, и возможно - возможно, ибо я ни
в чем не уверен - она повлияет на мнение народных представителей. Но
многотысячная манифестация... (Останавливается.)
ФРАНСУА
РОБЕР. Безоружная!
РОБЕСПЬЕР. Пусть
так. Но что может произойти в такой массе народа? Достаточно крохотной искры,
чтобы разгорелся пожар... И нет никаких средств сдержать народный гнев и
страсти.
ЛУИЗА
РОБЕР (подает ему сахарницу и щипчики).
Мы думаем об этом. Но важно, что среди петиционеров буду представители
департаментов, лучшие граждане. Не будет причин отрицать, что требование
низложения короля исходит лишь от Парижа, а департаменты не разделяют его.
БОНВИЛЬ.
Вы правы оба... Сделаем так: соберем подписи, как можно больше, и создадим
небольшую делегацию, в которую войдут наиболее патриотические граждане из числа
федератов.
ФРАНСУА РОБЕР. Вы
говорите очень разумно, Никола. Надо предупредить руководителей секций и клуба.
Фоше знает о петиции? Он будет?
БОНВИЛЬ.
Он непоколебим.
ФРАНСУА
РОБЕР. Я иду в типографию. (Целует Луизу
и выходит.)
БОНВИЛЬ
(встает). Спасибо за кофе. (Ставит чашку на столик.) Покидаю вас. До
встречи.
ЛУИЗА
РОБЕР (проводив мужа. Бонвилю). До
встречи на Марсовом поле.
РОБЕСПЬЕР (тоже собирается откланяться, но мешкает).
Дорогая Луиза, я полагаю... я надеюсь, вы туда не пойдете.
ЛУИЗА РОБЕР отвечает
красноречивым взглядом.
РОБЕСПЬЕР
(его бледное лицо слабо вспыхивает).
Это невозможно.
ЛУИЗА
РОБЕР. Дорогой Максимилиан, не беспокойтесь.
РОБЕСПЬЕР
(подавляя свой порыв). Прощайте.
Попросите Франсуа прислать мне несколько копий петиции.
ЛУИЗА
РОБЕР. Хорошо, непременно.
РОБЕСПЬЕР неловко
целует ее руку, уходит.
ЛУИЗА РОБЕР одна.
Возвращается к столу, допивая кофе, перелистывает свою рукопись.
Меблированные
комнаты отеля "Британик". РОЛАН встал по обыкновению очень рано и
сидит за письменным столом. Он задался целью составить ответ клубу из Монпелье.
БОСК
(на правах старого друга входит запросто).
Доброе утро, Ролан. Робеспьер обещал придти?
РОЛАН
(поворачивается). А, Огюстен! Мы ждем
его. Какие новости? Вчера я не смог быть в клубе.
БОСК. Удивительно,
но вчера не было ни триумвирата, ни Тальена и Бийо. Не было даже Робеспьера -
представьте, он тоже отправился в Пале-Рояль. Поэтому заседание прошло мирно,
господин де Лакло без помех развивал свои теории и упражнялся в риторике.
РОЛАН
(покосившись на черновик и вздохнув).
Риторика... Что было в Пале-Рояль?
МАНОН
РОЛАН (вносит вазу с пышным букетом роз).
Доброе утро! Я рада вашему приходу!
БОСК
(торопливо встает и берет у нее из рук
цветы). Здравствуйте, Манон.
РОЛАН (тоже встает). Моя дорогая, Огюстен
принес важные новости. Все-таки петицию составили и сегодня огласят ее среди
федератов и парижан, а потом пойдут к решетке Собрания.
БОСК
(его спокойный голос оттеняет тревожность
слов). Петиция, с которой они пойдут сегодня на Марсово поле,
республиканская. И требует ни много ни мало аграрного закона...
МАНОН РОЛАН садится за небольшой столик у окна, где
разложены письменные принадлежности, и, наклонив голову, слушает разговор.
БОСК.
Я не хотел бы тревожить вас понапрасну, но эта акция... Говорят, в некоторых
секциях вчера прошли аресты. Типографии Робера и социального кружка опечатаны.
МАНОН
РОЛАН. Неужели власти хотят такими мерами навести порядок в Париже?
БОСК.
Мне кажется, это не власти Парижа, а народные представители, та их часть,
которой угодно заставить нас молчать. Они так понимают порядок.
РОБЕСПЬЕР
(сопровождаемый швейцаром
"Британик"). Доброе
утро, господа.
РОЛАН (с учтивостью, на какую способен).
Господин Робеспьер, прошу. (Указывает,
где сесть. Перейти к разговору для него всегда проблема, и он молчит с
глубокомысленным видом.)
БОСК. Здравствуйте,
господин Робеспьер. Мы говорили только сейчас о петиции кордельеров - и о
манифестации.
РОБЕСПЬЕР
(поклонившись хозяйке, присаживается на
край стула). Господа, вчера Якобинский клуб фактически отверг участие в
подаче петиции. Но сегодня кое-что изменилось.
МАНОН
РОЛАН (давая супругу возможность
собраться с мыслями, выдвигает поднос с кувшином воды с сиропом). Доброе
утро, господин Робеспьер! Мы будем рады, если вы почувствуете
себя у нас, как дома! (Возвращается за свой столик, чтобы не мешать
серьезному и обстоятельному разговору.)
РОБЕСПЬЕР.
Благодарю, мадам Ролан. (Продолжает.)
Новая редакция петиции исключает прямое, по крайней мере, требование
республики, и сосредоточивает внимание на референдуме о судьбе короля и отмене
неправомочного декрета о переносе выборов. (Подает
Ролану копию.)
МАНОН РОЛАН взглядом
просит мужа положить поданный гостем листок на ее столик.
РОЛАН
(исполнив ее безмолвную просьбу, читает).
Так... так... Господин Робеспьер, но это действительно совсем другое дело! (Озадачен.)
РОБЕСПЬЕР ждет, пока они прочтут. Он
замечает, что Манон хоть и сидит с отсутствующим видом, впилась глазами в
текст. БОСК дает высказаться превосходящему его годами Ролану, но пытается
определить реакцию Манон. МАНОН РОЛАН быстро отчеркивает фразу об организации
новой исполнительной власти.
РОЛАН (читает отмеченное Манон). Господин
Робеспьер, здесь есть один пункт, который можно толковать по-разному.
"Организация новой исполнительной власти" может означать возведение
на трон нового короля, избрание регентского совета или же, наконец, выборную
исполнительную власть.
РОБЕСПЬЕР. Господин
Ролан, мне кажется, гораздо более важной фраза о том, что отречение фактически состоялось.
Это - то, что нас сегодня объединяет. Если мы хотим достичь чего-нибудь.
БОСК.
Это объединяет не всех, господин Робеспьер. Но лучших граждан... Скажите, ЭТОТ
текст петиции известен якобинцам?
МАНОН РОЛАН обводит
строки о желании избегнуть анархии и об отсутствии полномочий депутатов
Собрания, ставит восклицательный знак под требованием суда над королем, и
проводит волнистую линию под фразой о созыве нового учредительного органа,
сопровождая ее вопросительным знаком.
РОЛАН
(продолжает въедливо изучать петицию).
Отмена декрета 24 июня - это справедливое требование. Однако, вы говорили во
вторник, что референдум и выборы одновременно - ни референдума, ни выборов...
Господин Робеспьер, наши разногласия по вопросу БУДУЩЕЙ организации
исполнительной власти вряд ли преодолеть, но мы (взглянув на жену и Боска) Гм... мы готовы объединиться ради
исполнения справедливых требований... (Опять
смотрит на Манон.)
МАНОН
РОЛАН (быстро выводит на бумаге). «Подобная
петиция требует не только выполнения гражданского долга, но и программы
действий. Если власти решаться на разгром?»
РОЛАН (слегка сбитый с толку). Да, но сразу же
возникает вопрос, кто будет судить короля? И что будет собой являть этот новый
учредительный орган?.. Эти вопросы неотделимы один от другого!
РОБЕСПЬЕР
(слушает их и изучает). Господин
Ролан, господин Боск. Так сложились обстоятельства, что Общество друзей
конституции не было поставлено в известность о новой петиции сразу же. Клубы не
имеют права подавать петиции, но каждый из нас как добрый гражданин может
присоединиться к ней. Это я и хотел вам сказать.
БОСК
(взвешенно, поразмыслив). Господин
Робеспьер, вы правы. Это не снимает новых вопросов и споров, и они дадут о себе
знать скоро. Очень скоро... (С другим
выражением.) Вы думаете, Лафайет не пустит в ход свои штыки?
РОБЕСПЬЕР
(поднимается). Подписи будут собирать
во время праздника на Марсовом поле.
МАНОН РОЛАН (с рассеянным видом подняв глаза). Вы
торопитесь покинуть нас? Принеся в наш дом такие известия, вы не хотите
остаться еще ненадолго?
РОБЕСПЬЕР.
Мадам Ролан, поверьте, я очень ценю ваше общество (с некоторой иронией) и участие, с каким вы относитесь ко всем событиям.
Я с удовольствием побеседовал бы с вами, даже о проекте республике, как о
красивой мечте... (Ролану и Боску)
Спор сейчас уже бесполезен, петиция отпечатана и, верно, в эти минуты под ней
уже стоят несколько десятков подписей.
МАНОН РОЛАН (Робеспьеру). Вы мне льстите, дорогой
друг! Я не составляю проектов, я лишь читаю книги. Мудрецы подобные Плутарху
или Руссо, разбирались в вопросах власти куда больше, чем скромная женщина!
БОСК
(тихо Манон). Такие женщины, как вы,
достойны быть законодателем и правительницей...
РОЛАН.
Дорогая... тебе нетрудно переписать вот это? (Показывает на черновик ответа Монпелье.) Мой маленький секретарь! (Целует ее в лоб.) Господа... Господин
Робеспьер, вы принесли утешительные известия, но я повторю вопрос Боска: Лафайет
- убежденный монархист и не потерпит даже такого покушения на личность короля и
трон…
МАНОН РОЛАН придвигает перо и чернильницу, но не упускает
реакцию Робеспьера.
РОБЕСПЬЕР
(без обиняков, но сдержанно).
Господин Ролан, я ничего не могу гарантировать. Что же касается острых
вопросов, господин Боск, и (взглядывает
на Манон) программы действий, то у нас есть один путь - внесение методичных
поправок и предложений в конституционный комитет
РОЛАН (энергично). Господин Робеспьер, нужны не
поправки, а полный пересмотр конституционных статей!
БОСК
(становясь между ними). Господа,
сейчас действительно не время спорить...
РОБЕСПЬЕР
(устало). Да, господин Боск. С вашего
позволения, я откланяюсь. До свидания, мадам Ролан. (Боску и Ролану) Мы должны быть готовы и к лучшему, и к худшему.
Прощайте, господа. (Выходит.)
РОЛАН
(проводив Робеспьера). Он упрям...
упорен. Хорошо, что не было Бриссо, было бы еще хуже... Ну так что, друзья мои?
Общество друзей конституции не может выступить против конституции, но как
добрые граждане... (Смотрит на Манон и
Огюстена.)
БОСК
(так, словно ответ сам собой разумеется).
До свидания. Если... если все будет хорошо, я навещу вас вечером или завтра...
(Целует руку Манон и выходит.)
РОЛАН
(вслед Боску). Я не сомневаюсь, он
пойдет туда...
МАНОН
РОЛАН (отложив бумаги и повернувшись к
мужу). Нам предлагают союз, но не называют условий… Что следует
предпринять?.. Жан, мне кажется, теперь пришел черед поговорить с Бриссо!
РОЛАН.
Конечно. Если я не застану его дома, придется искать его на Марсовом поле. Союз, да... Условия... Насколько я понял,
дружок, союз наш кратковременный. Отвратить этот позорный декрет. А дальше?
Новые дебаты, новые петиции... (Трет лоб.)
Что ты скажешь, дорогая?
МАНОН
РОЛАН (не без гордости глядя на мужа).
Дальше... Если у нас будет большинство в новом Собрании... Знаешь, о том же
спрашивала меня в письме одна особа. Странная дама, незнакомая, но очень
напористая. Нам нужны конкретные шаги. Абстрактные проекты больше никого не
устраивают. Нужно начать с провинций. (Подвигает
ответ клубу Монпелье). И крепко поразмыслить о том, что происходит в
Париже!
9 утра.
мальчишка,
помощник книготорговца Моморо (стучится в
дом Роберов). Мадам Робер! Записка, от мсье. Это срочно! (Подает конвертик и убегает.)
ЛУИЗА
РОБЕР (нетерпеливо разворачивает записку,
читает). "Дорогая Лу, только что явился член Генерального совета
муниципалитета и гвардейцы, и по особому распоряжению мэра наложил печати на
типографию. К счастью, копии петиции большей частью уже переправлены Моморо,
Эберу и другим..."
Час спустя. В дом
Роберов стучится мужчина лет пятидесяти в полной выкладке католического
священника.
ФОШЕ.
Франсуа! Луиза! Вы дома?
ЛУИЗА
РОБЕР (сама открывает дверь. Она
встревожена). Вы? Входите скорее.
ФОШЕ
(держит в руках проект петиции).
Дорогая моя Луиза! Мне передали проект новой петиции, и я нахожу его ужасным! (Замечает выражение ее лица.) Что с вами,
дитя мое? Возможно, вы нуждаетесь в утешении?
ЛУИЗА
РОБЕР (совладав со своим волнением).
Дорогой мсье Фоше, мы взяли на себя страшную ответственность, изменив
первоначальный текст. (Взяв его за руку,
усаживает на стул, садится напротив.) Спор о республике и тем более о новом
землепользовании лишь разобщает нас. Мы должны, должны объединиться хотя бы в
том, что одинаково отстаиваем, в вопросе осуждения короля. Мы можем потерять
больше, если не сумеем на время стать выше наших разногласий!
ФОШЕ.
В ваших словах есть истина, дитя мое. Но подумайте сами! Если мы сейчас упустим
шанс заявить о правах нации на то, чтобы самим определять, что нужно для ее же
блага, чтобы самим решать, кто владеет землей и кто стоит во главе государства - когда еще нам представится возможность? (С нарастающей горячностью.) Подумайте,
Луиза! За нами идет не только Париж, за нами - депутаты от всей Франции,
почтенные люди, и за нами - те малые, о которых Господь говорил, что они
возвысятся: бедняки предместий, женщины, дети! Я потратил столько времени,
объясняя им, что Господь сотворил их равными и свободными, и теперь вы хотите
отнять у них право заявить о себе мирной демонстрацией?
ЛУИЗА
РОБЕР. Дорогой мсье Фоше, вчерашнее голосование показывает, что если даже
немногие разделяют до конца интересы народа и готовы их отстаивать, то они
признают за народом силу и вынуждены считаться с ним. Серьезные поправки в
конституционный проект логически следуют из признания референдума необходимым.
ФОШЕ.
Тем более, Луиза, надо требовать референдума по аграрному вопросу.
СОФИ
МОМОРО (ее впускает приходящая служанка).
Доброе утро. Мсье Фоше? Как это хорошо! Они все там, на Марсовом поле, у
алтаря. Начали собирать подписи... (Поправляет
немного сбившийся чепец.)
ЛУИЗА
РОБЕР (Софи). Франсуа там, вы знаете
наверняка? Он не арестован?.. (Поднимается.)
Дорогой мсье Фоше, наш спор уже решен... по крайней мере сегодня. Если мы
добьемся сегодня успеха, скоро придет черед аграрного закона... Вы идете с
нами? (Берет накидку и перчатки.)
ФОШЕ.
Так рано? Я думал, в связи с изменением петиции мы еще будем обсуждать ее в
Социальном кружке... (С укором смотрит на
Луизу.)
ЛУИЗА
РОБЕР. Мсье Фоше, рано утром у нас были Бонвиль и Робеспьер. (Делает паузу, чтоб посмотреть, какое это
произведет впечатление.) Если вместе с братскими обществами выступит
якобинский клуб, это придаст вес и силу нашей петиции!
ФОШЕ
кивает, но видно, что он разочарован.
МАДЛЕН, в дорожной
одежде, неуверенно стучится в дверь.
ЛУИЗА
РОБЕР. Простите, мадам? Кого вы ищете?
МАДЛЕН.
Робеспьера, я слышала, он часто бывает у вас. Вы меня помните? Я Мадлен. Простите
меня, я в полной растерянности! Что творится!
СОФИ
МОМОРО (узнает посетительницу). Мадам
Ренар?.. Я не знала, что вы в Париже!
ФОШЕ (в недоумении поднимает брови). И что ж
такое творится в Париже?
МАДЛЕН. Максимильен
писал мне, что сегодня должно что-то произойти! А он не ошибается! Я не могла
не приехать!
ЛУИЗА
РОБЕР (подает Мадлен стакан воды).
Успокойтесь, мадам. Господин Робеспьер заходил к нам, чтобы отговорить подавать
петицию, но, прочитав, не нашел в ней ничего противозаконного и предосудительного...
Я думаю, сейчас его можно застать в Собрании, а может, у алтаря Отечества.
Депутаты должны присутствовать на празднике. Вы пойдете с нами?
СОФИ
МОМОРО (поддерживает Мадлен за локоть).
Идемте, мадам Ренар... Ничего страшного не происходит. Просто сегодня -
годовщина нашей свободы.
МАДЛЕН
(успокаиваясь). Благодарю, мадам.
Конечно, я пойду с вами! (В сторону)
Неужели петиция сработает?.. (Критически
оглядывая Луизу, про себя.) Еще одна революционерка… как она себя держит! О
ней много говорят. Жанна д'Арк! Говорят, она и петицию помогала писать. Вот уж
постаралась! Что-то их много развелось, таких дам… как я устала! И к ней я
ревновала Макса...
ФОШЕ.
Что ж, пойдемте! (Со скептической улыбкой
бывалого проповедника.) Господь любит смирение!
МАДЛЕН
(в сторону). Вот неприятный тип.
Молодые дамы и аббат ФОШЕ направляются
к Марсову полю. Тем временем праздник открывается, все идет своим чередом.
Группы граждан подходят к алтарю Отечества, читают петицию (кто умеет читать) и
ставят подписи.
МАДЛЕН
(озираясь по сторонам). Вроде все
спокойно... Подозрительно...
Вместе с копией петиции кордельеры и
Социальный кружок распространяли и обращение к гражданам, намеренным
участвовать в манифестации, призывая быть спокойными, выдержанными и
бдительными.
Особняк графа Александра ЛАМЕТА.
ЛАМЕТ
(с утра пишет, то и дело поглядывая на
часы). Кажется, сегодня Антуан собирался пить кофе! (Звонит в колокольчик, приказывает слуге накрыть на стол.)
ДАНТОН
(входит, обогнав слугу. По случаю визита он причесал и напудрил
слегка волосы, а потом наоборот, привел их в некоторый беспорядок). Здравствуйте, Ламет. Что означает ваше
послание? Чему обязан таким вниманием?
ЛАМЕТ. Добрый день!
Полагаю, вы пришли не только для того, чтобы задать мне этот вопрос? Сейчас
подадут кофе, и мы сможем уяснить необходимость друг друга!
ДАНТОН
(садится на диванчик). У вас мило...
Даже очень мило по нынешним временам... Необходимы ли мы друг другу? Это
зависит от предмета. В частной жизни я обойдусь без вас, а вы без меня.
ЛАМЕТ.
Проблема в том, что и вы, и я - фигуры общественные. И даже наша частная жизнь
принадлежит государству.
ДАНТОН.
Господин Ламет, вы, право не на трибуне. Я готов
выслушать вас и кое-что вам показать. (Достает
из кармана петицию.) Читайте. Это то, с чем братские общества через пару
часов пойдут на Марсово поле.
ЛАМЕТ
(читает, вспыхивает). Это -
неслыханная дерзость. (Сдержавшись.)
Тут есть над чем подумать. Вам не кажется, что слишком поспешно лишать собрание
полномочий до введения в действие Конституции?
ДАНТОН. Не будь вы
одним из депутатов, вы б на это наплевали, я думаю. Дерзость - это новая
исполнительная власть, не так ли?
ЛАМЕТ.
Возможно, это качество стоит использовать тому, кому оно присуще? Что бы вы
предприняли в подобной ситуации? И как реагирует на это Общество?
ДАНТОН. Все эти споры о естественном праве... Регент тем
и выгоден, что удовлетворит и тех, и этих. Он наследственный и выборный. (Усмехнувшись.) Ну хорошо, оставим
высокие материи. Власть должна быть у того, кто умеет управлять, вы правы. Вы
считаете таким человеком Лафайета? (С
сарказмом.) Или его величество?..
ЛАМЕТ.
Начнем с того, что я не считаю таким человеком никого из членов Собрания! Суд
над Его величеством лишь усилит анархию в стране, а нам сейчас, куда важнее
достичь спокойствия и стабильности. Возможно, когда-нибудь наш народ сможет
управлять страной и самостоятельно, не делегируя своих прав наследному
представителю, но сейчас - он вряд ли видит, в чем заключено его благо, а
значит, как говорил Жан-Жак, нуждается в поводыре!
ДАНТОН.
Народ - управлять - самостоятельно?.. Ламет, поговорим откровенно. Власть - это
голова, а голова всегда одна. Что касается клуба - хватит кормить их речами, их
надо заинтересовать, тогда можно провести любое решение... Сегодня мы вместе
пойдем с петицией - но только для того, чтобы этот референдум состоялся, а
потом - займемся исполнительной властью, вокруг которой ломается столько
копий... (Помолчав.) Признайтесь, вы
давно не верите в способность монархии, чистой монархии, решить хоть какие-то
вопросы, даже в собственной спальне.
ЛАМЕТ.
Вы будете ждать референдума, в то время как левая взбунтует народ?! Вы читали
призывы Марата? Впрочем, вам это на руку. Военная диктатура, в исполнении
регента! Вы не настолько наивны, чтобы полагать, что народ поддержит Эгалите?
ДАНТОН.
Марат популярен в пределах своего квартала. А Филиппу нужна поддержка тех, кто
сейчас находится близко к власти. Тогда и дело за народом не встанет. Я
высказался достаточно ясно. (Встает)
Вы знаете, где меня найти, граф. Прощайте.
ЛАМЕТ.
Я хотел предложить вам нечто иное... Но вы так поддерживаете Филиппа ... А если
мы найдем способ упрочить исполнительную власть иным способом? Возможно, слегка
поразмыслив, вы захотите узнать чуть больше? Тогда пишите мне! Прощайте!
Надеюсь, наша встреча не была напрасной!
Отель-де-Виль. Приемная мэра Парижа.
Господин Байи, в торжественном облачении, собирается ехать на Марсово поле.
ДЖЕФФЕРСОН
(входит, слегка запыхавшись, держа в
руках бумаги и новые газеты). Господин Байи? Вчера я просил у вас
аудиенции...
БАЙИ
(протягивает гостю обе руки).
Здравствуйте, мистер Джефферсон. Я вас ждал. Садитесь. (Он уже вошел в роль и двигается и говорит с торжественной
медлительностью.)
ДЖЕФФЕРСОН
(рад радушной встрече, но заметно
взволнован). Господин мэр... Дорогой Байи. Простите, что занимаю ваше
время. В нынешней плачевной ситуации, когда король находится под арестом, а
Монморен, министр иностранных дел, не счел возможным меня принять, я пришел к
вам, как к единственному представителю власти, с верительными грамотами и
заверениями в искреннейшей дружбе нашего народа.
БАЙИ Я рад, что вы
будете свидетелем торжества нашего народа, в этот славный и священный для нас
день... Славный и для вашей страны, мистер Джефферсон, потому что искры вашей
революции воспламенили нашу... (принимает грамоты и кладет на стол) Король не
находится под арестом, мистер Джефферсон, король временно не может заниматься
делами, пока народные представители не дадут подобающую оценку последним событиям.
Я сам обращусь к Монморену по вашему делу.
ДЖЕФФЕРСОН.
Очень благодарен вам, господин Байи. Но, надо заметить, я нахожусь здесь не
только как полномочный поверенный правительства Вашингтона, но и как
коммерческий представитель. Я думаю, вам известно состояние дел во французских
колониях. Боюсь, в этом году парижане уже не смогут наслаждаться ни кофе, ни
сахаром... Как вы смотрите на прямые оптовые поставки того и другого из Штатов?
Это позволило бы удержать цены на нынешнем уровне.
БАЙИ
(несколько шокирован оборотом разговора.
Сохраняя достоинство и выспренний тон). Мистер Джефферсон, я не уполномочен
решать такие вопросы... Господин Монморен лучше ответит на ваш вопрос. Вы
можете обратиться также в комитет Собрания... Угодно вам присутствовать на празднике
на Марсовом поле?
ДЖЕФФЕРСО.
Благодарю вас, господин мэр. Я только хотел узнать ваше мнение. Вы избраны
Коммуной Парижа, чтобы заботиться о благополучии граждан... Я почту за честь
быть на празднике, тем более, что... (Меняя
тон.) Господин Байи! Я человек прямой и всегда привык открыто высказывать
свои взгляды. Наша революция воспламенила вашу, но теперь их судьбы связаны,
как сообщающиеся сосуды. Если ваша прекрасная революция будет поставлена под
сомнение из-за одного человека, это не сможет не отразиться и на нашей судьбе.
БАЙИ
(всматриваясь в него). Скажите, что
вас заставляет сомневаться в судьбе нашей революции?
ДЖЕФФЕРСОН.
Вот это. (Кивает на пачку газет.)
Дорогой Байи, в стране отсутствует исполнительная власть, равно как и
конституционные меры, с помощью которых ее можно восстановить законодательным
порядком. Тогда этот вопрос должен решать народ. Он и решает, господин Байи,
как может... я имею в виду то воззвание, которое сегодня подписывается на
Марсовом поле. Я не призываю вас менять законы, господин мэр, я прошу только об
одном - дайте людям высказаться. А уж дело Учредительного собрания - принимать
поправки к законам на основе того, что говорит народ. (Доверительно) Чем вы рискуете, господин Байи, если петиция будет
составлена и принята? Она все равно не имеет силы без утверждения
Законодательным собранием... Простите меня, я, право, вмешался не в свое дело,
но только потому, что я люблю вашу страну и не хочу видеть крови ее граждан.
БАЙИ (в том же торжественном тоне). Мистер
Джефферсон, вам нет нужды убеждать меня в том, что я сам считаю справедливым и
законным... Наши граждане обладают правом подавать петиции, и они им
пользуются... Я принял все меры, которые зависят от меня, чтобы не допустить
никаких столкновений. Этот день не должен ничем омрачаться.
ДЖЕФФЕРСОН
(легко поднимаясь с кресла). Я
полностью с вами согласен, господин Байи. Позвольте распрощаться с вами до
встречи на Марсовом поле?
БАЙИ.
Прощайте, мистер Джефферсон! (Поднимает
руку в приветствии.)
Совещательная комната в Манеже Тюильри.
Собрался почти весь конституционный комитет. Гг. СИЙЕС, ТАЛЕЙРАН, ЛЕ ШАПЕЛЬЕ,
ПЕТИОН и БЮЗО. БАРНАВ в стороне от коллег.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ. Наша работа обещает стать более интересной, господа!.. Вы будете
присутствовать на празднике? Мы должны видеть собственными глазами народ в
момент его волеизъявления.
БЮЗО.
Господин Ле Шапелье, все произойдет именно так, как вы говорите. Несмотря на
вашу иронию. (Вместе с Петионом выходит,
садится в двухместный экипаж.)
Депутаты Собрания отправляются на
Марсово поле - в наемных каретах, в собственных экипажах или идут по мостовой,
прижимаясь к стенам домов, потому что улицы запружены народом.
На Марсовом поле четко видны ровное
военное каре, стройные ряды депутатов, представителей муниципалитетов и прочих
официальных лиц - и пестрая толпа народа. Федераты со своими командирами тоже
стоят аккуратными шеренгами. Число подписей под петицией все растет. Военные
патрули, объезжающие и обходящие Марсово поле, не замечают никакого беспорядка.
БОНВИЛЬ,
РОБЕР и МОМОРО разговаривают с представителями департаментов и парижских
секций, подбирая депутацию, которая должна будет нести в Собрание подписанную
петицию. Среди ремесленников и мелких торговцев Сент-Антуана ропот, они
обсуждают арест Сантера.
ДАВИД идет на Марсово поле. С ним за
руку шагает мальчик - его старший сын Шарль.
ДЕМУЛЕН
(нагоняет его). Мэтр Давид! (Потрепав Шарля по щеке.) О, юный
гражданин тоже идет с нами!
ДАВИД.
Здравствуйте, Камилл! А как же. Шарль ведь тоже француз. (Мальчик с гордостью смотрит на отца.) Вот его брата Шарлотта не
отпустила с нами.
ДЕМУЛЕН
(громко и задорно). Мы - французы,
черт подери! (Другим тоном.) Вы
читали новую редакцию петиции? Что вы по этому поводу думаете?
ДАВИД.
Жаль, что требование республики было исключено из текста петиции. Но нам
действительно надо объединиться хотя бы для того, чтобы призвать короля к
ответу. Он покидает столицу, бросает трон и пытается бежать из страны, а
Собрание оправдывает его!
ДЕМУЛЕН.
Это вне сомнений! К тому же мы действуем в рамках закона... Они не осмелятся
стрелять в народ. Но этой ночью арестован Сантер, накануне - Шометт, Клоотс
вынужден скрываться... Вы что-нибудь слышали?
ДАВИД.
Я надеюсь, что стрельбы не будет. Это все же мирная демонстрация,
у нас нет оружия...Я слышал, что кордельеры поддерживают порядок и уговаривают
не переходить границ, не давать поводов. А что, Шометт тоже арестован? Об этом
мне ничего не известно.
ДЕМУЛЕН.
Шометт нес 12 июля адрес братских обществ и кордельеров... И его задержали в
секции Бонкосейль. Странно, правда? Будь это где-то в других кварталах, я б не
удивился. Не знаю, до сих пор он под стражей или отпущен...
МАДЛЕН
(мечется в толпе). Ну вот, я
заблудилась... Как я умудрилась отстать от них... О боже, Камилл. С ним еще
художник!
ДЕМУЛЕН
(весело, поддразнивающим тоном).
Мадлен! Что вас-то сюда привело?
МАДЛЕН.
Ах, женское любопытство! Но ваша проницательность сама даст ответ! Не так ли?
ДЕМУЛЕН
(насмешливо). Моя проницательность?..
Конечно, вы пришли исполнить свой долг гражданки, как истая римлянка!
ДАВИД учтиво, но сдержанно кланяется Мадлен. Шарль следует
примеру отца.
МАДЛЕН
(Давиду и мальчику). Добрый день,
граждане! Приятная встреча! (Камиллу)
О! Как вы догадались, мой друг? Может, вы видели Робеспьера? Мне нужно с ним
обсудить некоторые... детали...
ДЕМУЛЕН
(делает вид, что разочарован). Ну,
Мадлен!.. Робеспьер - государственный человек. Я сам не знаю, где его найти и
как вообще к нему подступиться. Вчера из Собрания он вышел и исчез, испарился.
МАДЛЕН.
Как жаль! Но неужели у вас нет никаких сведений?
ДЕМУЛЕН.
Клянусь, после вчерашнего выступления я его не видел... Наверное, он там, среди
депутатов. (Кивает в сторону большой группы.)
Поищем его вместе?
МАДЛЕН.
Какая любезность! Кстати, что петиция? Короля Луи тупого уберут?
ДЕМУЛЕН. О, что за
речи! Мадлен, я просто вас не узнаю. Знакомство с Максимилианом превратило вас
в пылкую республиканку!
МАДЛЕН
О! Конечно! Я ревностная республиканка! (В
сторону.) Он невыносим! (Камиллу)
А можно подробнее о деле!
ДЕМУЛЕН
(ему нравится дразнить ее и уклоняться от
ответов, но хочется показать себя знающим). Ну что ж, петиция как петиция,
со всеми ужасами аграрного закона и республики. Вы довольны, душенька? (Заглядывает ей в лицо.) Ну, Мадлен, не
хлопайтесь в обморок! Роберы так переписали эту петицию, словно их рукой водил
сам Луи Тупой!
МАДЛЕН
(с фальшивой улыбкой). О! Благо
Франции превыше всего! Это великолепно! Ах, мсье, пожалуй, я пойду! (В сторону.) Вот обезьяна,
которая любит умничать. И Макс еще с ним дружил…
ДЕМУЛЕН
(вслед Мадлен). Желаю вам найти
Робеспьера и вознаградить его старания! (Замечает,
что потерял в толпе Давида.) Ну, где же они?
ДАВИД
(оказывается немного в стороне).
Камилл!
ДЕМУЛЕН (машет рукой). Давид!.. Мадлен совсем
заболтала меня. Пойдемте ближе, прочтем, к чему нас призывают!
ДАВИД.
Пойдемте. А кто эта Мадлен? Кажется, мы не знакомы.
ДЕМУЛЕН.
Мадлен Ренар? Довольно богатая и ловкая молодая вдова, из Артуа. Хорошенькая,
верно? Вы бы написали ее портрет?
ДАВИД.
То, что она хороша собой, это верно. Но
для портрета важнее сам человек, то, что он собой представляет. Пока я не могу
сказать ничего определенного об этой даме.
ДЕМУЛЕН.
Вы строги! А чей портрет вы хотели бы написать? Например, Дантона!
ДАВИД. Сейчас я пишу
портрет Луизы Трюден. Может, вы бывали в ее салоне? А если говорить о тех, кого
я только хочу написать, то это Максимилиан Робеспьер. Я восхищаюсь его строгостью и стойкостью.
ДЕМУЛЕН
(с насмешкой и в то же время тепло).
Макс - он точно когда-нибудь займет место в пантеоне великих святых! Хотите, я
приведу его к вам?
ДАВИД.
Приводите Максимилиана, я буду очень рад с ним встретиться.
МАДЛЕН РЕНАР, усталая и измученная,
медленно бредет, опираясь о стену, соблазнительной походки как не бывало.
Присаживается отдохнуть на тротуар, скидывает туфли. Снимает шляпку, сползшую
на бок, обмахивается ею.
МАДЛЕН (со слезами
на глазах). Ох, за всю свою жизнь я столько не ходила пешком!.. Зачем я
сюда пришла? Макс ясно написал, что надо быть дома!.. Зачем я пошла? Подметать
новым платьем парижские улицы?.. (Со
злостью.) Хотела быть в курсе событий… Да, я в курсе… В курсе, что мое
состояние скоро начнет таять… (Достает
зеркальце.) О Боже, моя прическа!.. (Вынимает
шпильки.) Лучше бы я носила высокие прически, они, по крайней мере,
прочные. (Надевает шляпку на распущенные
волосы. Придирчиво смотрится в зеркальце.) Ну вылитая жена лавочника,
кошмар! (Помолчав, возобновляет жалобы.)
Тут я Макса никогда не найду!.. Ах, до чего хочется пить! Зайду в первое
попавшееся кафе, пусть оно битком набито дикарями санкюлотами! (Медленно поднимается с туфлями в руках,
делает несколько шагов.) Случится что-то ужасное! Ох, ужаснее некуда! (Замечая Дантона). О! Жорж! Может, он
подскажет
ДАНТОН из особняка графа Ламета идет к
Марсову полю. По дороге его окликают, то и дело он останавливается перекинуться
словом то с одним, то с другим. "Народ должен высказаться, наконец!.. Если
нам еще раз навяжут Луи Толстого, мы будем унижены вдвойне!" - подобные
фразы звучат в его речи.
ДЕ
ЛАКЛО (на перекрестке, высунувшись из
коляски). Дантон! Садитесь, я подвезу вас.
ДАНТОН (забирается в
коляску, расстегивает тугой воротник). Печет немилосердно.
ДЕ
ЛАКЛО (насмешливо за ним наблюдает).
Вы стараетесь принять более демократичный вид. (Замечает Мадлен.) Я хотел спросить, чем закончился ваш разговор с
Ламетом, но если мы прихватим вон ту крошку, она нам помешает.
ДАНТОН
(уверенно и даже не понижая голос).
Мадлен? Она глупа как пробка и не помешает. Эй, Мадлен!
МАДЛЕН
(приторно улыбаясь). О! Как я рада нашей встрече! (В сторону.) Вот еще один идиот!
ДЕ
ЛАКЛО (велит кучеру остановиться, выходит
и приподнимает шляпу со старомодной любезностью). Мадам Ренар, прошу вас.
МАДЛЕН.
О! Гражданин! Какая любезность! Благодарю!.. (Забирается в коляску.) Как идут дела с петицией? Все ли хорошо?
ДАНТОН
(разговаривает с де Лакло и бросает
реплики Мадлен, не слушая ее ответов). Их беда в том, что они напичканы
словами и книгами и столько же смыслят в политике, сколько бретонские крестьяне
в балете... Маркизы, графы... Среди них нет ни одного человека, с которым можно говорить о деле... Ай, Мадлен, на вас
напали грабители? У вас вид, точно вас угостили водой с уксусом... Ламет
обронил на прощание загадочную фразу - но что они могут предложить? (Пожимает плечами.)
МАДЛЕН
(прислушивается, про себя). Хм... а
Жорж держит меня за дуру... Сейчас это хорошо...
ДЕ
ЛАКЛО (все это его забавляет, но он
сохраняет учтивость, хотя и насмешливую). Милейшая моя гражданка Ренар,
петиция есть, она существует, и мы несемся во весь опор, чтобы украсить длинный
свиток своими подписями. (Дантону) А
Барнав?
МАДЛЕН
(при имени Барнава замирает). Они выболтают
мне все...
ДАНТОН. Барнав... (Задумывается.) Он адвокат, сам встал на
ноги, и, возможно, тверже стоит на земле. Хотя его последняя речь и отчаянные
попытки - это ж просто смешно. (Мадлен)
Ну-ну, дорогая, не делайте злую физиономию, вам это не идет. Макс, увидев вас
такой, сразу отвернется. (де Лакло)
Нет, я не хочу выслушивать в тысячный раз цитаты из Руссо, увольте. Вам
объясниться с Ламетом будет легче.
ДЕ
ЛАКЛО (многозначительно усмехается).
А знаете, Дантон, эти смехотворные отчаянные попытки объясняются весьма
просто...
МАДЛЕН
(про себя). Так
я и знала! Барнав ничего путного не сделает! А мне что писал!
ДАНТОН.
Ну и?.. (Поворачивается на сиденье боком,
чтобы ему было удобней, бесцеремонно задевая башмаком шелковое платье Мадлен.)
Лакло, напускайте туман в своих повестушках, а мне ответьте прямо.
ДЕ
ЛАКЛО (высвобождает подол Мадлен от
башмака Дантона). Вы, право, неловки... Я не напускаю туману, дорогой мой,
я наставляю вас в политике, где не всегда нужно лезть напролом... Кто из депутатов
был отправлен сопровождать короля от Варенна до Парижа?
МАДЛЕН
(отряхивает платье и сильно задевает
Жоржа каблуком. С ангельской улыбкой). Простите, Жорж!
ДАНТОН. Ах, дьявол!
(То ли из-за того, что Мадлен ударила его
по ноге, то ли из-за своей неловкости, а может, это относится к словам де
Лакло.) Вы хотите сказать... (Делается
вдруг серьезным. Сквозь зубы.) Ага...
МАДЛЕН.
Что, милый Жорж? Вас укусила оса?
ДЕ
ЛАКЛО (с наигранной укоризной).
Дантон!.. (Мадлен) Мадам Ренар, мы
так заболтались, что совсем забыли свой долг перед прекраснейшей
представительницей прекраснейшей половины человеческого рода... (Дантону) Я хочу сказать то, что хочу
сказать.
ДАНТОН.
Мадлен, вы точно оса. Которая жужжит над ухом, ее отгоняешь, а она опять! (де Лакло) Слушайте, это очень важно.
Кроме вашей догадливости, тут что-то есть?.. Свидетели, письма?
ДЕ
ЛАКЛО (видит, насколько Мадлен
внимательно прислушивается к их разговору. Беспечным тоном). Дорогой
Дантон, посмотрите на это великолепное зрелище! (Опускает окно.) Весь Париж, вся Франция сегодня здесь!..
МАДЛЕН.
Гражданин Лакло, как вы милы! (Видит свой
парижский дом.) Остановите тут, умоляю! (Ей хочется послушать разговор, но мечта о ванне сильнее.)
ДЕ
ЛАКЛО (Мадлен). Вас не будет с нами?
Вы не украсите праздник своим присутствием? Как жаль! (Галантно целует ручку и высаживает ее.)
ДАНТОН
(Мадлен). Прощайте, дорогая. (де Лакло, нетерпеливо.) Так что же?
ДЕ
ЛАКЛО (с издевкой). Дорогой Дантон,
неужели вам мало моральной убежденности...
ДАНТОН.
Вот уж нам впору говорить о морали... (Другим
тоном и тише.) Если это так... (Морщит
лоб.) Или мы привлекаем Барнава и Ламетов на нашу сторону... В конце
концов, они должны понять, что для сохранения монархии надо жертвовать
монархом... Или... (Его лицо принимает
жесткое выражение.)
ДЕ
ЛАКЛО (не изменяя своей иронии). Так
что же "или"?
ДАНТОН
(тихо и внятно). Уничтожить их... (Не прощаясь с писателем, смешивается с
толпой.)
ДЕ ЛАКЛО отпускает
коляску, не торопясь идет вдоль поля, чтобы его не слишком толкали, и наблюдает
за всем происходящим, с любопытством, но холодно.
Праздник идет своим чередом. Мэр,
главнокомандующий, депутаты и министры принимают дефилирующие мимо них колонны
федератов, обществ, клубов и т.д. Произносятся речи. Развеваются флаги.
Граждане подписывают петицию, собираются в кружки и обсуждают последние новости
- от провалившегося декрета до драки на соседней улице. ЛАФАЙЕТ объезжает строй
национальных гвардейцев, там все спокойно.
Разговор в
толпе парижан: - ... И Шометт под арестом! - И к Моморо приходили!.. -
Разоружили многих из тех 2 тысяч, которых снарядил Сантер! Сволочи! Они хотели
сорвать наш праздник и не дать подписать петицию! Долой Национальное
Собрание!.. К ответу министерство Луи Тупого! Эти выкрики пока еще не очень
слышны в общем праздничном гуле.
БОНВИЛЬ
(подходит к ним). Граждане! От нас
только и ждут открытого недовольства, чтобы разогнать манифестацию!.. Не
давайте им повода. Мы можем встретить врага и не дрогнем, если дойдет до схватки,
но смотрите, здесь ваши жены, дети. Не допускайте беспорядков!.. Ручаюсь, через
день граждане Сантер и Шометт будут на свободе, против них нет никаких
обвинений.
ЛАФАЙЕТ, спешившись в стороне от
депутатов, высматривает Барнава или Ламета. На лице застыло выражение холодного
брезгливого недовольства.
БАРНАВ
(отделяется от своих коллег, не привлекая
внимания. Разговаривая с Лафайетом, смотрит не на него, а вокруг и продолжает
отвечать на приветствия федератов). Господин Лафайет... Ваши гвардейцы
оцепили все поле... Не будете ли вы так учтивы объяснить, что это значит?
ЛАФАЙЕТ
(отвечает тоже сквозь зубы). Я принял
необходимые меры безопасности... Хотя вы, господин депутат, уверяли меня и
Байи, что превентивные аресты сорвут манифестацию. Ваши средства не помогли, и
я использую свои, проверенные и законные. (Особо
подчеркивает последнее слово.)
БАРНАВ
(с усмешкой). Очень хочется верить,
что ваши средства окажутся действенными.
ЛАФАЙЕТ
(не выдержав, поворачивает голову).
Нет, господин Барнав! Вы убедили меня и Байи совершить не вполне законный акт,
опечатать типографии, арестовать граждан. А теперь ответственность несем только
мы! Вы-то не являетесь ни главой муниципалитета, ни армии, ни правительства!
БАРНАВ. Это пусть
вас не беспокоит, господин Лафайет. Я готов понести наказание как подстрекатель
и соучастник... на тех же основаниях, на которых мы намерены осудить генерала
Буйе!
ЛАФАЙЕТ
(забывшись, высоким тонким голосом).
Я замечаю в вас странные перемены, господин Барнав! Ваша речь в Собрании уже
была сигналом вашего отступления, а ваше пассивное наблюдение в Обществе друзей
конституции тем более.
БАРНАВ
(устало, не удостаивая его серьезного
спора). Перемены, господин Лафайет, которые происходят в нас, совершаются
под влиянием перемен вокруг. Лучше это вовремя понять. (Отходит к основной группе депутатов.)
Де Лакло (догоняет Барнава). Господин Барнав!..
Минуту, дорогой коллега, я у вас займу?
БАРНАВ
(без особого интереса, не потрудившись
скрыть это). Добрый день, господин де Лакло. (Ждет продолжения, не задавая вопросов.)
ДЕ ЛАКЛО. Я лишь
хотел поделиться с вами впечатлением, господин Барнав. Праздник удался на
славу, и надеюсь, завершиться он столь же достойно, как начался. Как ваше
мнение?
БАРНАВ.
Когда он достойно завершится, я буду готов поделиться впечатлениями даже с
вами, господин де Лакло.
ДЕ
ЛАКЛО. И планами на будущее, господин Барнав?.. И некоторыми подробностями из
прошлого?..
ЛАМЕТ, протискиваясь
сквозь толпу, ищет Антуана, заметив его в обществе секретаря Эгалите,
решительно приближается.
БАРНАВ
(готов сказать колкость, но в тоне и
блестящих глазах старого интригана ему чудится серьезная угроза). Господин
де Лакло, что бы вы не имели в виду, мне есть чем оспорить ваши намеки... Но
для этого вы должны предъявить мне более прозрачные обвинения. Вы готовы это
сделать?
ДЕ
ЛАКЛО (с иезуитской улыбкой). И чем
скорее, тем лучше. (Замечает Ламета.)
Мое приглашение распространяется и на графа. (Отвешивает Ламету короткий поклон.)
ЛАМЕТ.
Добрый день, господа! Я искал вас, Антуан, но вижу вашу занятость… (Выразительно смотрит на де Лакло.) Вы не
будете против, если я подойду к вам через полчаса?
БАРНАВ (впервые за все время на его лице не
вымученная улыбка). Здравствуйте, друг мой. Я в вашем распоряжении, наш
разговор с господином Лакло закончен.
ЛАМЕТ. Я ищу вас целый день, и даже отправил вам письмо с
нарочным… тут такая толпа, что не найдешь даже собственную голову!
БАРНАВ (при
последних словах чуть вздрогнув). Дорогой Александр, ваше письмо меня захватило
буквально на пороге. Я прочел его, пока ехал сюда. (Помолчав.) Ваш проект превосходен, но, послушайте… (Отводит его в сторону.)
Под каким предлогом мы можем отказаться регистрировать петицию? А,
зарегистрировав, как можно обойти ее молчанием, не подняв вновь вопрос о
референдуме и суде?.. Вы упрекнули меня в отступничестве. (С горечью.) То же я выслушал сейчас от маркиза. Нет, я не
отступник, я всей душой желаю сохранить монархию.
ЛАМЕТ
(страдания друга щемят его сердце). Я
затем и нашел вас здесь, чтобы постараться найти ответ на эти вопросы!
Поверьте, Антуан, я ни в чем не хочу обвинять Вас, и еще меньше поддерживаю
Лафайета! Его контроль слишком напоминает массовый арест!
БАРНАВ
(в смущении). Александр... на арестах
кордельеров настаивал я. И убедил Байи... Поймите, я надеялся таким способом
предотвратить эту петицию, но оказалось иначе... Лафайет прав, теперь эти
аресты могут вызвать недовольство и приведут именно к тому, чего я надеялся
избежать...
ЛАМЕТ (закусив губу).
Вы с повинной головой... (Оглядывает
площадь.) В этой суете трудно говорить серьезно. Давайте поищем более
подходящее место?
БАРНАВ
(вздохнув). Куда мы пойдем?.. я
должен рассказать вам и о разговоре с Лакло.
ЛАМЕТ.
Я слышал, Томас в Париже! Навестим его вечером попозже? Его способности
возможно пригодятся нам, всегда лучше выслушать чей-то взгляд со стороны, тем
более когда изнутри ситуация кажется критической? Но если у вас есть мысли,
которые не могут ждать, - я весь внимание, Антуан! Я весь - внимание! (Тепло берет Барнава за руку, стараясь
ободрить.)
БАРНАВ
(отвечает ему глубоким благодарным
взглядом). Друг мой, Александр, едва ли я смогу быть у мистера
Джефферсона... к тому же последняя наша встреча прошла... не слишком хорошо...
Де Лакло - он не сказал ничего определенного, но намекнул на все… Это связано с
визитом Дантона к вам?
ЛАМЕТ
(пожимает плечами). Дантон
подталкивал нас к Эгалите. Я хотел поймать его на честолюбии, но он или
оказался умнее, чем я думал, или не успел сообразить, на что я намекал. Что
сказал де Лакло? В этой своре он самый быстрый и самый остроумный.
БАРНАВ.
Он изъяснялся намеками... мне показалось, даже угрожал. По крайней мере, его
надо выслушать. (Понизив голос.) Вы
знаете, мне нечего опасаться его разоблачений... кроме одного... Хотя мы ничем
не связали себя, ни тайным договором, ни просто письмами, но если де Лакло и
Дантон укрепят подозрение в нашей приверженности королю и королеве и
распространят его - мы погибли.
ЛАМЕТ.
Я не узнаю вас, Антуан! Придите в себя! Разве быть верным своему королю -
преступление? Кроме того, вы забываете, что Париж - это еще не вся Франция, и
эти граждане - подписывающие петицию - это еще не мнение всего народа! Черт
побери, если уж они хотят референдума - пусть устраивают! Мы убедим провинцию
оказать доверие Луи, и требовать в первую очередь - Конституции, а уж затем -
изменения формы правления!
БАРНАВ.
По совести я не чувствую за собой вины. Но, обнаружив нашу связь с двором, нас
дискредитируют: парламентская власть должна быть совершенно независима. Нас
очернят, обвинят в продажности, это означает политическую смерть. И тогда мы не
сможем сделать для конституции и монархии ничего... Ничего, Александр.
ЛАМЕТ.
У вас много денег? Есть счет, подтверждающий вашу продажность? Благородство
души - не преступление. (Видя молчание
друга.) Антуан! Я не смогу предать интересы Людовика ради Эгалите! Если уж
они вынудят нас играть в открытую, давай сразу признаем себя сторонниками
монархии, и объединим тех, кто еще сохраняет дело чести! Возможно, мы завоюем
не меньшую популярность, чем была у нас по осени! А кроме того, я все-таки
предложу Дантону более выгодные условия, чем готов дать ему Филипп. Ты должен
не падать духом, а попытаться найти опору среди тех, кому, как и нам, дорог
порядок в стране! Ты ведь - юрист? Полагайся на закон, а политические игры
ведутся и велись всегда! Мы должны в них выстоять! Что же касается петиции –
возможно, мы должны ее принять, и выступить в суде адвокатами Их Величеств!
БАРНАВ
(после долгого раздумья). Вы правы,
Александр... Ваша уверенность и мне возвращает силы. (Протягивает ему руку.) Только бы не произошло ничего
неожиданного...
ДЖЕФФЕРСОН, увидав издали Лафайета,
идет к нему. ЛАФАЙЕТ обрадован, но не может бросить свой пост и показывает
знаком, чтобы Томас подошел ближе.
ДЖЕФФЕРСОН
(светски-шутливым тоном).
Здравствуйте, дорогой друг! Чудесный праздник! Вижу - гвардейцев выгуливаете?
ЛАФАЙЕТ. Дорогой Томас, мы всегда на страже, чтобы наш праздник ничем
не омрачился!
ДЖЕФФЕРСОН.
О, несомненно. Мне показалось, что и мэр Байи того
же мнения. Знаете, Лафайет, он произвел на меня впечатление человека, не
способного на сознательное злодейство.
ЛАФАЙЕТ
(поняв намек, уязвленный). Мэр
преисполнен чувства долга, мистер Джефферсон!
ДЖЕФФЕРСОН
(отметив про себя официальное обращение,
продолжает в том же духе). Но вот в коммерции он не видит дальше
собственного носа. Подозреваю, уже осенью цены на колониальные товары взлетят
так, что ему не дадут быть мэром Парижа на второй срок. Впрочем, возможно, он к
этому и не стремится... (Выжидательно
смотрит на Лафайета.) Чудесное животное! (Гладит морду белой лошади.) Вашингтон одобрил бы ваш выбор, дорогой
друг!
ЛАФАЙЕТ
(в невольном порыве). Ах, дорогой мой друг... порой мне так хочется вернуть те
прекрасные времена, с сознанием своей важной миссии, с ощущением ветра свободы
и великой идеи!.. (Обычным дружеским
тоном.) Мэр Байи не занимается вопросами
коммерции. Он - человек науки...
ДЖЕФФЕРСОН
(кивнув). Нам, американцам, трудно
понять такую позицию. Мэр американского города несколько иначе представляет
себе свои функции... (Шутливо.) Мне
тут пришло в голову - согласно нашей, американской, конституции, есть только
один человек, который мог бы помиловать Людовика... Заметьте - не отрицать его
вину, а - простить от имени государства...
ЛАФАЙЕТ. Вот как!..
А ведь это неплохая мысль... Это блестящая мысль, дорогой мой. Именно
простить!..
ДЖЕФФЕРСОН (его улыбка ширится). Это Президент. (Умолкает на минуту, чтобы Лафайет оценил
шутку.) Видите ли, маркиз, согласно 1 разделу 2 статьи конституции, он
имеет право дарования помилования за преступление против государства. Также, на
основании первого раздела той же статьи, при временной недееспособности
Президента власть переходит ко второму лицу государства, к вице-президенту. То
есть... (Теоретическое построение
увлекает его.) Если мы вообразим государство, где первым представителем
исполнительной власти является король, а вторым - Президент... (Шутка увлекла его.) В случае временной
недееспособности короля вся полнота исполнительной власти перешла бы к
Президенту. И тогда он, на правах первого лица государства, мог бы дать
помилование королю, который, таким образом, вернулся бы на свой пост, снова
став первым человеком государства, а Президент автоматически вернулся бы на
пост второго человека в государстве, фактически - вице-короля... Это была бы...
(Словно пробуя на язык.)
Президентская монархия! (Не выдержав,
смеется.) Простите меня, дорогой друг. Это шутка очень в духе моих
студенческих времен, когда я постигал основы права в колледже Уильяма и Мэри.
Ах... какие были времена! Я был тогда не женат, писал стихи своей Белинде... (Машет рукой.)
ЛАФАЙЕТ в продолжение этой тирады озадаченно молчит, лицо
его меняет выражение от изумления до закипающего негодования.
ДЖЕФФЕРСОН. На самом
деле, дорогой друг, я хотел бы узнать только одно: есть ли под вашим мундиром
хорошая кираса. Видите ли, Национальная Гвардия, конечно, подчиняется вам, но
еще больше - сама себе, и никто не гарантирует, что... Вспомните поход женщин
на Версаль. Берегите себя, мой друг. (Смешивается
с толпой.)
РОБЕСПЬЕР приближается к месту, где
кордельеры собирают подписи. Он настроен торжественно и приветливо, но в глазах
затаилась тревога.
ФРАНСУА
РОБЕР (приветствует его, выглядит очень
довольным, несмотря на усталость). Наши надежды оправдываются, Робеспьер!
РОБЕСПЬЕР. Я бы
хотел разделять вашу уверенность... Когда делегация отправится в Собрание?
ФРАНСУА
РОБЕР. Когда?.. Когда разойдется народ и гвардейцы... Вы согласны, так лучше?..
Простите, Робеспьер, вы... не поставили свою подпись?
РОБЕСПЬЕР
(не отвечая на вопрос о петиции).
Делегация могла бы отправиться и завтра.
БАРНАВ
(оказывается неподалеку. Он уже уяснил, что
петиция, которая внушала ему столько тревог, заменена более умеренной, но
беспокойство не оставляет его). Господин Робер. (Сухо поклонившись, указывая в сторону алтаря отечества, где идет сбор
подписей.) Вы один из инициаторов этого документа. Могу я задать вам
вопрос: что вы намерены делать дальше?
ФРАНСУА
РОБЕР (спокойно). Конечно, внести ее
на ваше рассмотрение, господин Барнав. Я не сомневаюсь, что вы и ваши коллеги
окажут нам хороший прием, а главное, уделят должное внимание.
БАРНАВ
(после разговора с Ламетом к нему
вернулась уверенность в своих силах). Господин Робер, я избран народным
представителем вовсе не за тем, чтобы отстаивать частные мнения. Как
представитель нации... (Спохватившись,
взглядывает на Робеспьера, потом продолжает.) …я обязан рассмотреть и
учесть все мнения, все интересы. То же следует сказать и о моих коллегах. Не
так ли, господин Робеспьер?
РОБЕСПЬЕР.
Должно быть так, господин Барнав, как вы говорите. ДОЛЖНО. (Не заканчивает, но продолжение понятно: но
до этого слишком далеко.)
БАРНАВ опускает руку
в карман за платком и вдруг ранит палец. Непроизвольно выдергивает руку, из
кармана падает блестящая вещица, знакомая Робеспьеру.
РОБЕСПЬЕР машинально
отмечает это, потом начинает близоруко всматриваться, узнает булавку, которую видел
у Мадлен Ренар. Поднимает глаза, несколько секунд смотрит в лицо Барнаву. Потом
круто поворачивается и направляется к алтарю. Берет перо и ставит быстрый
росчерк. Не оглядываясь и не задерживаясь ни на минуту, отходит.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (оказавшись рядом, подталкивает
булавку тросточкой, потом наклоняется). Господин Робеспьер! Простите, вы
обронили, должно быть.
РОБЕСПЬЕР
(на ходу, совершенно спокойно.)
Благодарю, мсье Ле Шапелье, мне она не нужна.
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ, пожав
плечами, подает булавку Барнаву.
БАРНАВ (смущен этой случайностью). Мне она тоже
не нужна, господин Ле Шапелье. (Отходит.)
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ снова
пожимает плечами, с видом ироничного удивления, смотрит по сторонам и
протягивает булавку молоденькой санкюлотке.
ЛУИЗА
РОБЕР (Бонвилю, Фоше и Франсуа).
Чтобы унести эти тетради с подписями, понадобится несколько человек!..
ФРАНСУА
РОБЕР. И наполовину этот успех обеспечила твоя новая шляпка! (Целует ее руку.)
В толпе возникает
какое-то движение, шум нарастает. Слышны крики, ругань.
ФРАНСУА
РОБЕР (став вдруг серьезным, бросается
туда). Луизетт, идите туда, Софи и ты! (Машет
рукой в сторону единственного не занятого войсками выхода.) Уведите детей и
женщин!
Гвардейцы верхами въезжают прямо в
толпу: - Разойдись! Санкюлоты отвечают гвардейцам сначала шутками, потом
бранью. Вдруг со свистом пролетает камень, задев одного из гвардейцев в плечо.
Гвардейцы отступают. Слышится команда: - Примкнуть штыки! Огромное Марсово поле
замирает. Лязгают затворы. Против гвардейцев темное море людей, только что
бывших веселыми и беззаботными, а сейчас сжавших кулаки.
ФРАНСУА
РОБЕР (своим друзьям). Сюда! (Первым становится между толпой и армией.)
Мы их привели сюда, мы не должны допустить...
БОНВИЛЬ выходит вперед и становится
напротив наведенных на людей ружей.
Явление 9
БАРНАВ
(в смятении ищет глазами Лафайета, но тот
далеко. Байи уже уехал. Смотрит на коллег-депутатов). Господа... (Дрогнувшим голосом.) Мы не должны этого
допустить!
РОБЕСПЬЕР
(выступив немного вперед. Очень сдержанно
и обманчиво-спокойно). Господин Барнав прав... (Обращаясь к Барнаву.) Это первый и последний раз, когда мы с вами
приходим к единому мнению.
БАРНАВ
(быстро идет наперерез гвардии и
оказывается с несколькими депутатами на одной линии с кордельерами, чуть
правее. Протянув руку к лейтенанту, командующему взводом). Лейтенант,
прикажите опустить ружья. Распоряжения может давать только ваш командир. Вы
видите, здесь находятся представители народа?!
Лейтенант
(не очень уверенно, но заносчиво). Мы
выполняем свой долг. Нарушено общественное спокойствие! Отойдите, господа!
БАРНАВ
(вспыхнув). Отлично! (Остается на месте, скрестив руки.)
РОБЕСПЬЕР молча
становится под нацеленные на них штыки.
Явление 10
Лежандр
присоединяется к кордельерам.
БОНВИЛЬ
(машет рукой Лежандру). Мы здесь! Они
не осмелятся тронуть людей.
Лежандр.
А где Лафайет? Пусть он остановит гвардейцев!
ДАНТОН
(выныривая из толпы). Черт подери,
где Лафайет?! Где этот... (Остается рядом
с кордельерами.)
ДЕМУЛЕН
(выскальзывая из
задних рядов вперед). Друзья гвардейцы! Отпускаю вам все грехи заранее,
если вы уберете ружья! В противном случае будете иметь дело с прокурором
фонаря!
В рядах кордельеров
и руководителей секций выделяются светлые платья Софи Моморо и Луизы Робер.
ФРАНСУА РОБЕР становится так, чтобы прикрыть Луизу. КОНДОРСЕ тоже здесь,
спокойный, доброжелательный, величавый. Мягкие волосы свободно развеваются по
ветру.
Лежандр
(оглядываясь). И где, черт возьми,
Байи?
БОНВИЛЬ (увидев Лафайета). Наконец!.. А Байи - наверное, удрал...
Явление 11
ЛАФАЙЕТ
(пустив лошадь в галоп, несется к
гвардейцам и на скаку кричит). Лейтенант Шаверни, немедленно отступите!
БАРНАВ
(отделяется от депутатов, которые не
покидают своей позиции, Лафайету). Прикажите разомкнуть штыки и выпустить всех
отсюда!
ЛАФАЙЕТ
(глядя на него с жгучей досадой,
вполголоса). Отойдите, господин Барнав! (Громко.) Разомкнуть штыки!.. Лейтенант Шаверни, вы отстранены от
командования взводом до особых распоряжений. (Напрягая голос, чтобы всюду было слышно.)
Направляйтесь к западному выходу! Спокойно, граждане! Гвардия никогда не будет
стрелять в народ, пока он не нарушит спокойствия!
БОНВИЛЬ (Лежандру). Друг мой, их надо успокоить (Кивает на вооружившихся булыжниками
санкюлотов и сам протискивается между ними, уговаривая бросить камни и спокойно
идти по домам.)
Часть кордельеров
остается в заслоне, часть следует примеру Бонвиля и Лежандра.
Голоса в толпе: - Да что же там случилось?!
Двое пеших
гвардейцев выволакивают из задних рядов мамашу Дюшен и ее старика. Оба слегка в
подпитии. У папаши Дюшена наплывает под глазом синяк.
Женские голоса. Всегда так! Вечно они дерутся!
Гвардеец
(лейтенанту, с полной серьезностью).
Осмелюсь доложить, это из-за них. Они затеяли драку!
ДАНТОН вдруг
начинает хохотать, искренне, заливисто, до слез. Его смех заражает остальных.
Между тем люди узким ручейком проходят мимо гвардейцев, которые стоят ровными
рядами, опустив оружие.
Среди прочих
вперед ловко протискивается мальчик. Его отец, мэтр ДАВИД, едва поспевает за
ним. За руку Давида робко держится Элеонора ДЮПЛЕ, которая в толпе потеряла
свою матушку и сестру.
В рядах
депутатов - безмолвное недоумение. Они рассматривают Дюшенов, образовав вокруг
них полукруг, переглядываются.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (с обычным насмешливым
спокойствием). Что ж, господа, это тоже Франция. И она желает говорить... (Водружает на переносицу очки.)
БАРНАВ, убедившись,
что войска тоже покидают площадь, а у алтаря остались кордельеры и часть
депутатов, удаляется, но медленно. ЛЕ ШАПЕЛЬЕ и СИЙЕС нагоняют его.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ. Господин Барнав, не заглянуть ли нам в кафе? Господин Сийес приглашает
нас обсудить работу конституционного комитета... в свете последних событий.
БАРНАВ
(стараясь не обнаружить своего настроения).
Благодарю, господа... В свете последних событий я должен обдумать поправки к
проекту декрета. До завтра. (Раскланивается.)
Явление 12
Один из федератов (на нем тоже мундир
национального гвардейца, но со знаками отличия капитана. Он пробрался сюда от
самого алтаря Отечества. Обращается к солдатам). Когда мы год назад
начинали Федерацию — это означало единение всех коммун, а что же теперь,
Национальная гвардия Парижа — против федератов всей Франции?!
ДЕМУЛЕН (замечает
его). Эй, капитан!.. Гражданин Сен-Жюст! Salut
et fraternite!
СЕН-ЖЮСТ
(вслед за своим командиром подошло
несколько человек из его отряда). Демулен! Рад видеть вас! Но что здесь
происходит? Я только начал читать петицию, как услышал неуместные на празднике
команды!
ДЕМУЛЕН
(не прочь щегольнуть своей парижской
всеосведомленностью). Всего-то славная чета Дюшенов не поделила несколько
су или припомнила друг дружке грехи молодости... А если уж начинается
заварушка, в нее втянутся все, будьте уверены! Ну вот, все и кончилось. (Меняет тон на более серьезный и возвышенный.)
Так вы читали петицию? Скажите, Сен-Жюст, а что вы понимаете под новой
организацией власти?
СЕН-ЖЮСТ.
Я размышлял над этим весь последний месяц — с тех пор как Луи попытался бежать,
и мы проводили его домой. Еще весной мне все казалось ясным, а теперь…
Признаться, я не столько читал петицию, сколько пытался понять, а что под этим
понимают ее составители…
ЭЛЕН спешит
выйти из толпы и выводит Шарля. ДАВИД следует за ними, но подходит к депутатам,
среди которых видит много знакомых. Несмотря на толчею, он изящно одет, вежлив
и подтянут. Кланяется Кондорсе, здоровается с Демуленом.
Основная масса людей покинула Марсово
поле. Медленно в строгом порядке выходят отряды Национальной Гвардии. СОФИ
МОМОРО, отойдя немного в сторону, опускается прямо на землю, закрывает лицо
руками и тихо плачет.
ЭЛЕН
ДЮПЛЕ (замечает плачущую Софи. Подходит к ней и присаживается рядом). Что с
вами? Вы не пострадали в этой неразберихе?
СОФИ
МОМОРО (торопливо отирает слезы и улыбается).
Нет, мадмуазель... Я… представила, чего мы сейчас избежали. (Горячо обнимает ее.)
ЭЛЕН
ДЮПЛЕ. Вы были в первых рядах? Вам, наверное, было страшно. Шарль нас вытащил
почти от самого алтаря, где мы ставили подписи. Мальчишкам иногда неведом
страх. Даже не знаю, так ли это хорошо. (Грустно
улыбается.)
СОФИ
МОМОРО (просто, со скромной гордостью).
Я была рядом со своим мужем, мадмуазель... О, кажется, я узнаю вас. Ваш отец -
гражданин Дюпле, не так ли?
ЭЛЕН
ДЮПЛЕ. Да, я Элен Дюпле. А вы знаете моего отца? Впрочем, что это я!.. А я вас,
кажется, тоже видела в клубе...
СОФИ
МОМОРО. У якобинцев? Я была там раза два... Мой муж принадлежит к клубу
кордельеров, там я бываю постоянно. У нас книжная лавка, вы, наверное,
знаете... Но вы здесь одна, мадмуазель?!
ЭЛЕН
ДЮПЛЕ. Нет, мы пришли сюда с матушкой с сестрой. Но я потеряла их в этой суете.
Хорошо, что встретился мсье Давид. Я так растерялась.
СОФИ
МОМОРО (встает, берет Элен под руку).
Мы проводим вас... А вон Давид! (Направляется
к группе вокруг Робеспьера, Демулена и молодого капитана.)
РОБЕСПЬЕР стоит один. Теперь, когда
главная опасность миновала, он чувствует внезапную усталость, головокружение, и
не замечает ничего вокруг.
СЕН-ЖЮСТ
(оборачивается и видит человека, готового
упасть в обморок). Что с ним? (Не
сразу узнает Робеспьера, которого до сих пор видел только на трибуне.)
ДЕМУЛЕН
(подхватывает Робеспьера под руку).
Макс, что с тобой! Помогите-ка, Сен-Жюст... Луиза, Франсуа! Где там ваш коньяк!
ЭЛЕН
ДЮПЛЕ (смущаясь, тихо Софи). Кажется, гражданин Робеспьер не очень хорошо себя
чувствует. Мы могли бы отвести его к нам. Вероятно, мама и Елизавета уже
добрались домой.
РОБЕСПЬЕР
(в досаде на свою слабость, отводит руку
Камилла). Благодарю, со мной все в порядке. (Замечает незнакомое лицо, вглядывается в молодого человека.)
СЕН-ЖЮСТ
(замечая обращенный на него взгляд).
Луи Антуан. (Произносит второе имя,
слегка замявшись, потому что хотел сказать Леон, как на книге, но быстро
передумал.) Сен-Жюст, выборщик департамента Эна. Я писал вам около года
назад.
РОБЕСПЬЕР
(его глаза оживают и становятся, как
всегда, пристальными и проницательными). Сен-Жюст... Эн... Конечно, я
помню. (Взгляд и голос теплеют.) Так
вы в Париже - в качестве?.. (Ждет
продолжения.)
ДЕМУЛЕН. Граждане! (Подталкивает вперед Сен-Жюста.)
Позвольте вам представить автора поэмы "Органт", соперничающей с бессмертной "Девственницей" Вольтера! 9
РОБЕСПЬЕР
(Демулену, строго, но чтобы никто не
слышал). Камилл, оставь.
СЕН-ЖЮСТ
(слегка поморщившись от сомнительного
комплимента Демулена). Сейчас не к месту вспоминать юношеские шалости… (Робеспьеру) Сейчас — как и в прошлом
году — представляю свою коммуну на празднике Федерации… В прошлом году его
залил дождь, а сейчас едва не засыпал град пострашнее… Слава Создателю,
кажется, обошлось.
РОБЕСПЬЕР (продолжает исподволь изучать юношу).
Наши опасения чуть было не оправдались. (Смотрит
на Робера, Бонвиля, Лежандра, Луизу, которые заняты петицией.) Этим мы
обязаны, во-первых, тем, кто в последний момент отказался от крайностей и
изменил тон петиции на твердый, но лояльный. Во-вторых, ответственности перед
народом его вождей... (Подумав о Барнаве)
И его полномочных представителей... (Сен-Жюсту)
Вы и федераты вашего департамента поддерживают мысль о референдуме?
СЕН-ЖЮСТ.
Федераты… Федераты моего КАНТОНА — мои друзья, в них я уверен, это все добрые
патриоты… Что до департамента — даже в отряде, с которым я прибыл, нет
единодушия. Мы здесь третий день, я был у якобинцев, побывал в Собрании… И мне
показалось, вы все, и те кто требует референдума, и те, кто его боится,
преувеличиваете или напротив, недооцениваете настроения провинции. (Сильно волнуясь.) Я не знаю, за
референдум я или против. Я не знаю, к чему он может привести. Сейчас я ни в чем
не уверен… в том числе в исходе выборов…
РОБЕСПЬЕР.
Референдум... Последние дни мое отношение к этому вопросу изменилось. И
поскольку подготовленный декрет был все-таки отвергнут Собранием, остается
надежда, что депутаты оправдают свое звание народных представителей и не
покроют себя позором... Но для нас очень важно знать истинное настроение в
департаментах, в кантонах - в первичных собраниях. Я о многом хотел бы
расспросить вас, но боюсь быть очень дотошным...
ДЕМУЛЕН
(разговор, в котором он не участвует,
становится ему скучен. Насмешливо одному и другому). Ах, конечно!..
Оставляю вас, граждане... Макс, я видел Мадлен, она в Париже! (Убегает к Дантону и де Лакло, которые давно
подзывают его жестами и окликами.)
РОБЕСПЬЕР
(при имени Мадлен у него только глаза
темнеют, больше ничем он не выдает себя. Сен-Жюсту). Пойдемте? Где вы
остановились?
СЕН-ЖЮСТ.
Разумеется, вместе со своими товарищами! Давайте лучше я — провожу вас, я не
первый раз в Париже, и город немного знаю.
МОРИС
ДЮПЛЕ (появляется на площади, тревожно
оглядывается. Видит Элен, его лицо проясняется). Элен, мама с Бабет уже
добрались домой. Франсуаз послала меня искать тебя. Слава Богу, все в порядке.
(Увидев Робеспьера.) Гражданин
Робеспьер! Здравствуйте. (Неловко
кланяется Сен-Жюсту.) Все обошлось. Я так волновался, когда услышал, что
произошло.
РОБЕСПЬЕР
(приветливо). Гражданин Дюпле, добрый
день... (Сен-Жюсту) Гражданин Дюпле -
член Общества друзей конституции... (Снова
Дюпле.) Сейчас уже нет причин волноваться. Самого страшного не случилось.
МОРИС
ДЮПЛЕ. Я так рад, что все обошлось. Сам я уже собирался на поле, когда вдруг
прибежала моя жена... Вы бы видели Франсуаз - на ней лица не было.
РОБЕСПЬЕР
(его улыбка опять становится застывшей
маской, усталость и страшное напряжение дают о себе знать. Пошатнувшись, он
невольно опирается на Сен-Жюста.) Извините. (Дюпле) Мне пора домой, гражданин Дюпле. И ваша семья наверняка
будет рада видеть вас целым и невредимым и узнать от вас добрые вести.
ЭЛЕН что-то шепчет
отцу на ухо, случайно ее взгляд встречается с взглядом Робеспьера,
она краснеет и смущается.
МОРИС
ДЮПЛЕ. Гражданин Робеспьер, вы, кажется, неважно себя чувствуете. Я знаю, вы
довольно далеко живете, может быть, мы пойдем к нам. Франсуаз будет очень
рада...
РОБЕСПЬЕР
(Элен и Морису Дюпле). Я очень вам
благодарен. Поверьте, я неплохо себя чувствую. Мы побеседуем с гражданином
Сен-Жюстом по дороге... (Заметив
расстроенные лица Элен и ее отца, не желая их обидеть.) Я буду счастлив
навестить вас. Обещаю... мадмуазель, вы ведь учитесь рисованию? Надеюсь, вы
покажете мне свои работы. Доброй ночи.
Явление 16
Лежандр
(подходит к Роберу). Ну что, все
закончилось хорошо?
ФРАНСУА
РОБЕР (когда на него не смотрит Луиза,
прикрывает глаза и переводит дыхание). К счастью... (Другим тоном.) Надо собрать все тетради и подсчитать подписи...
БОНВИЛЬ
(обоим). Депутация отправится в
собрание завтра, к утреннему заседанию. Ну, идем, займемся подсчетом!
Лежандр (задумчиво). А ведь гвардия едва не вышла
из повиновения Лафайету... Да... давайте считать подписи!
ДАВИД
(оглядывается и с облегчением улыбается, когда
видит Элен. Здоровается с Софи). Месье, вам помочь?
БОНВИЛЬ.
Конечно, Давид! (Весело) Некоторые
подписи - не разберешь. А сколько поставлено просто крестов! (Дает ему несколько тетрадей.)
ДАВИД углубляется в
подсчет подписей. СОФИ МОМОРО, убедившись, что мадмуазель ДЮПЛЕ под
покровительством Давида и своего отца, вместе с мужем и друзьями разбирает
тетрадки. Все оживленно переговариваются.
Явление 17
БОСК, ЛАНТЕНА и РОЛАН уходят с Марсова
поля одними из последних. Они оказались дальше от центра событий, едва не
кончившихся кровопролитием, и пробрались вперед, когда ситуация уже разрешилась.
БРИССО
(подходит к ним). Добрый вечер... Я
не ожидал такой отточенности петиции. Она составлена решительно, но не
указывает ни на что конкретно. Новая организация исполнительной власти может
подразумевать и республику, друзья мои.
БОСК.
И вы подписали?
БРИССО.
И я подписал.
РОЛАН.
Дорогой Бриссо, мы ждем вас завтра, чтобы обсудить все это... Огюстен, Ксавье,
приходите пораньше. (Надевает свою круглую
шляпу и уходит.)
Явление 18
ДЖЕФФЕРСОН вернулся домой. Во время
событий на Марсовом поле он стоял на трибунах, не присоединяясь ни к тем, ни к
другим. Очень устал и голоден. ЛАМЕТ, бледный и уставший, стучит в двери
особняка.
ДЖЕФФЕРСОН
(давая знак снова накрыть на стол и
усаживая графа в кресло). Дорогой Александр. Я к вашим услугам. Вы получили
мое письмо?
ЛАМЕТ.
Письмо? (Смущенно шарит в карманах.)
Кажется, нет. Я с утра не был дома!.. Томас! Как я рад, наконец, увидеть вас! (Горячо пожимает руку друга.)
ДЖЕФФЕРСОН (без улыбки). А вот мсье Барнав, кажется,
не доверяет мне. Убедите его, что мой интерес - уведомить свою страну о том,
что во Франции есть законно избранная исполнительная власть, и, кроме этого, я
не преследую никаких личных целей, и тем более не принадлежу ни к одной из
соперничающих партий.
ЛАМЕТ.
Вы вправе сердиться, дорогой друг, но Антуану сейчас нелегко. Мне показалось,
что сегодня он хотел беспорядков, и ждал, что гвардейцы расправятся с ним,
избавив, наконец, от всех сомнений! Хотел бы я думать, что это лишь мои пустые
страхи, ночной морок, который рассеется к утру!
ДЖЕФФЕРСОН. Вот как!
Неужели он, как и бедолага Буйе, хочет принести себя в жертву для оправдания
намерений тех, кто стоит за сохранение монархии?
ЛАМЕТ
(сконфуженно). Мне нужен ваш совет,
Томас, потому что сложившаяся сегодня ситуация уже не умещается в моей
несчастной голове!
ДЖЕФФЕРСОН (садясь на скамеечку перед его креслом и
кладя руки на подлокотники, с неожиданной мягкостью). Ситуация проста,
Александр. В стране нет исполнительной власти, как и законных средств
восстановить ее.
ЛАМЕТ. Жертва монархии? Пожалуй уже поздно отказаться от этой роли. Мы
взялись сохранить порядок и существующий строй и, я боюсь, что Антуан пообещал
чуть больше, чем мы могли исполнить! Но что нам делать сейчас? Вы видите - наша
резолюция в Собрании не прошла, и, судя по настрою
Якобинцев, суд над королем все-таки состоится. Томас, вы понимаете какой
начнется хаос, если власть перейдет в руки неизвестно кого, тогда как у Франции
еще нет твердого закона? (Глаза его
слипаются, но он делает усилие, чтобы не заснуть.)
ДЖЕФФЕРСОН (достает меховое одеяло и укрывает Ламета). Как же нет, Александр. А
конституция 89 года?
ЛАМЕТ. Послушайте, я уже слишком устал
сегодня! Еще немного, и я совсем перестану понимать, о чем говорю! Давайте
отложим размышления до утра, и попытаемся на свежую голову разрешить то, что на
первый взгляд, решению не поддается!
ДЖЕФФЕРСОН (тем же тоном). Как вам будет угодно. Я встаю рано, можете приходить
- во сколько, Александр? ...
ЛАМЕТ. Часов в 10, вам подойдет?
ДЖЕФФЕРСОН (кивает). Хорошо, я вас жду. (С
неожиданной озорной улыбкой.) Вас дождаться, Александр, трудней, чем
женщину!
ЛАМЕТ. Я уже забыл, кто это такие! (Заставляет себя подняться и выходит из
гостеприимного особняка.)
ДЖЕФФЕРСОН (помогает Ламету подняться, ему на ухо). Честно говоря, Александр,
заниматься любовью гораздо приятней, чем политикой. Но эту политическую позицию
разделил бы, пожалуй, только доктор Марат... отчасти. (На пороге.) Прочтите мое письмо, Александр. Может, в голове у вас
проясниться. У короля должен быть вице-король - всенародно избранный -
замещающий его на время недееспособности - лишенный власти в другое время. Это
все.
СЕН-ЖЮСТ (оставшись один на один с Робеспьером,
внимательно смотрит на него). Может быть, нам все же стоит поискать фиакр?
Тюийе поможет. (Машет рукой молодому
человеку из своего отряда, который один остался дожидаться своего командира;
представляет его.) Пьер Тюийе, мой лучший друг и ангел-хранитель... (С улыбкой.) Ему случалось удерживать
меня от необдуманных поступков. Он мало говорит, но любит писать
длинные-длинные письма - и кажется, не меньше, чем я, жаждет познакомиться с
вами.
РОБЕСПЬЕР.
Благодарю. Пройдемся пешком. Иногда это помогает думать, мысль движется
быстрее. Гражданин Тюийе… (Смотрит
приветливо, но пытливо.) Если бы я мог записывать на ходу, я бы только так
и работал.
СЕН-ЖЮСТ. Мне тоже
лучше думается на ходу. (Улыбается.)
У себя дома я так и устроил - в саду.
ТЮИЙЕ что-то
бормочет себе под нос, можно разобрать только слово "переписывать".
РОБЕСПЬЕР. С каким
настроением ваши земляки провожали вас в Париж?
СЕН-ЖЮСТ.
До нас, до Блеранкура, парижские газеты доходят на третий день. В обычное время
этого достаточно, но сейчас все так быстро меняется! Даже за эти три недели.
РОБЕСПЬЕР. За эти
недели число факций и предлагаемых ими мер возросло в несколько раз… В Париже
пользуется популярностью идея регентства… (Не
заканчивает фразу, давая собеседникам высказать свое мнение.)
СЕН-ЖЮСТ.
Меня, признаться, беспокоят эти восславления бескорыстия Орлеана, заявившего об
отказе от регентства. Уж очень похоже на призвание Клавдия... А те, кто
агитирует за республику - почему они все время говорят о войне? Ведь военные
победы для республики - прямой путь к рабству и к деспотизму. Разве не этому
нас учит история.
РОБЕСПЬЕР
(отмечает, что это совпадает с его
собственными мыслями). Я разделяю тех, кто заранее связывает судьбу
республики с войной, и тех, кто не говорит об этом прямо, надеясь на мир, как
господин Кондорсе, но - как только Франция изменит свой политический строй,
война станет неизбежной… Один из аргументов сторонников герцога Орлеанского -
возможность найти компромисс с соседними державами, если герцог займет трон… (Покачав головой, без перехода.) К тому
же публичные должностные лица обязаны обладать высокими личными добродетелями,
иначе у них нет морального права стоять на страже закона и требовать от других
повиновения ему… Скажите, Сен-Жюст, ваша работа навеяна проектом конституции?
СЕН-ЖЮСТ
(радостно). Вы прочитали!? (Робеспьер утвердительно наклоняет голову.)
Я много размышлял над нашей Конституцией. Я следил за дебатами и за тем, какие
доводы выдвигали депутаты. В конце концов мне показалось, получилось здание
если и не совершенное, то достаточно прочное. А теперь... Законы вы теперь
принимаете без санкции короля, но где гарантия, что эти законы не окажутся
преждевременными, как уберечься от поспешных окончательных решений!
РОБЕСПЬЕР
(щурит глаза и чуть наклоняет голову набок).
Вы полагаете, санкция короля - достаточная гарантия?.. (Взглядывает на молчаливого Тюийе и вновь на Сен-Жюста.)
СЕН-ЖЮСТ.
"Вето" до следующей Легислатуры. С этой минуты народ возвращает себе
всю полноту суверенитета и отменяет временный запрет монарха. И если вновь
избранные депутаты тоже проголосуют "за", закон вступает в силу. Я
тАк понимаю нашу Конституцию. Я знаю, вы выступали против "вето". И
понимаю, что такая отсрочка может оказаться губительной. Но что же тогда
делать?.. (Задумывается.)
РОБЕСПЬЕР.
Это можно было предлагать еще весной, но не сейчас. На вопрос о вине короля и о
том, подлежит ли он наказанию, есть лишь два ответа. (Ждет, что же скажет Сен-Жюст.)
СЕН-ЖЮСТ.
Вы полагаете, их только два? Но за эти три дня в Париже я услышал, мне кажется,
гораздо больше! И каждый связывает вопрос об ответственности Людовика с другим
- как быть с Конституцией, с организацией исполнительной власти. Вот и Демулен
на Марсовом поле спрашивал об этом...
РОБЕСПЬЕР.
Вы знаете интересы и нужды своих сограждан… это видно по вашему разговору.
Однако – вы ведь настаивали на сохранении ценза?
СЕН-ЖЮСТ.
Ценз? Но разве не вытекает необходимость ценза из того, что писал Жан-Жак? Что
граждане, владеющие землей, являются хранителями общего достояния. Что в Риме
надо было иметь очаг, чтобы получить право его защищать. Что когда Марий стал
набирать солдат из самых неимущих, с этого начался упадок римской доблести. К
тому же ведь у нас категория совершенно неимущих малочисленна.
РОБЕСПЬЕР.
Однако император Август, установив для сенаторов высокий имущественный ценз,
практически лишил права представительства своих подданных… Я ратовал за отмену
марки серебра для кандидатов в Собрание, чтобы учреждение это не сделалось
узаконенной тиранией богачей…
СЕН-ЖЮСТ.
Но это значит, - законодателям нужно найти какой-то средний путь, - чтобы не
лишать надежды бедность и сделать бесполезным богатство - разве не так?
РОБЕСПЬЕР.
Я понимаю необходимость референдума. Однако не декрет об отсрочке, а именно
референдум может сорвать выборы. Сумеют ли первичные собрания не уклониться в
сторону от вопроса, не смешать его с другими? (Смотрит на молодых людей, словно ответ зависит и от них в немалой
степени.) Если относительно небольшая группа граждан с таким трудом
отрешилась от своих расхождений, избежит ли этого весь народ?.. (Задумывается, начинает кусать губы.)
СЕН-ЖЮСТ
(замявшись - упоминание о первичных
собраниях вновь напомнило ему собственные тревоги) У нас первичные собрания
проходили месяц назад, перед самым побегом короля... И были весьма бурными...
И... здесь меня можно упрекнуть в пристрастности...
ТЮИЙЕ (до сих пор
он молча слушал разговор, но теперь его прорвало). Ну конечно!
Пристрастность! Всем известно, что этот Желле - старый роялист! Он бранит
Национальную гвардию! Он поддерживает неприсягнувших священников! Он защищает
Грене! Он протестует против всех… (Взглянул
на друга) …ну, почти всех декретов Собрания! А ты все боишься, что
подумают, у вас просто личные счеты!
РОБЕСПЬЕР, заметив смущение Сен-Жюста и
оценив горячность Тюийе, не расспрашивает больше, догадываясь, что разговор
коснулся чего-то глубоко личного. Давая им время успокоиться,
приостанавливается, словно что-то обронил, потом продолжает путь.
СЕН-ЖЮСТ.
Да, первичные собрания расколоты - это я знаю не только по своему кантону. На
них бывают и стычки. А администрация дистрикта использует их, чтобы переносить
собрание в другое место. И прошлым летом многие граждане Блеранкура - активные
граждане! - просто не смогли добраться до Шони, чтобы принять участие в выборе
судей. Мне кажется, местные власти в провинции гораздо больше влияют на состав
первичных собраний, чем здесь, в Париже.
РОБЕСПЬЕР
(глядя на собеседника). Простите мой
вопрос… Вы, очевидно, совсем недавно (выделяет
эти слова интонацией) получили право посещать собрания выборщиков?
СЕН-ЖЮСТ
(поняв намек и чувствуя, что краснеет,
надеется, что в сгустившихся сумерках это не слишком заметно. Месяц назад Желле
вновь поднял вопрос о его возрасте, и ему едва удалось избежать изгнания из
зала заседаний.) Но если отсрочка выборов не будет отменена в ближайшие
дни, настроение выборщиков окончательно изменится, и тогда... (Невольно останавливается и не очень внятно
начинает). Да... и с этим...
ТЮИЙЕ тоже
остановился и внимательно смотрит на друга - он как никто другой знает, о чем
тот, отправляясь в Париж, собирался посоветоваться с Робеспьером, если удастся
встретиться.
СЕН-ЖЮСТ
(мотнув головой, двигается дальше).
Нет, ничего... (Решив, что сейчас не
время и не место обременять своими заботами усталого человека, тем более что
события последних дней, собственные сомнения и в особенности этот разговор
заставили его задуматься, а так ли он готов на самом деле к исполнению миссии
Законодателя.)
РОБЕСПЬЕР
(заложив руки за спину и глядя перед
собой, возвращается к сверлящей его мысли). Как завтра встретят депутаты
петицию?.. Если ее противники не найдут предлога ее отклонить, то должны будут
учесть… Тревоги сегодняшнего дня - лишь преддверие более серьезных…
СЕН-ЖЮСТ молча кивает,
погруженный в собственные раздумья.
РОБЕСПЬЕР
(замедляет шаги). Я почти дома…
Благодарю вас, гражданин Сен-Жюст… гражданин Тюийе… Беседа с вами была
чрезвычайно важна для меня. Доброй ночи.
СЕН-ЖЮСТ и ТЮИЙЕ
раскланиваются.
СЕН-ЖЮСТ.
Доброй ночи! И... доброй ночи! Мне надо многое обдумать... и... Спасибо!
Раннее
утро. Улица Сентонж. Комната Робеспьера. Он сидит за рабочим столом, рассеянно
перебирает бумаги, размышляя о вчерашних событиях и разговоре с этим молодым
выборщиком из Блеранкура, о Барнаве. Мысли о Мадлен он гонит прочь. Что
произойдет сегодня? С чем придут в Собрание его противники?
ДАНТОН (входит
спокойно, без обычного шума). Я думал,
рановато... Робеспьер, у нас немного времени, я перейду прямо к делу.
РОБЕСПЬЕР указывает на плетеный стул и, повернувшись к Дантону, готов
его слушать.
ДАНТОН. Вы понимаете, что теперь вам,
Собранию, не отмолчаться. Петиция подписана... 400 тысяч подписей без малого,
из них больше половины федераты, ха! впечатляет... Но триумвират не сдастся, а
постарается придумать еще какие-нибудь уловки. (Умолкает, не упуская ни одного движения Робеспьера. Потом продолжает.)
Против них есть одно надежное средство. Безотказное, Робеспьер.
РОБЕСПЬЕР (не выказывает ни радости, ни нетерпения, ни
явного недоверия). Продолжайте.
ДАНТОН (встает
со стула и садится на край стола). Надо лишить их доверия и поддержки в
Собрании и особенно в клубе. (С
постепенно нарастающим вдохновением - так кажется.) Они давно мешают клубу.
Я знаю, вы признаете только честную борьбу, но сейчас мы играем не в шахматы, а
деремся всерьез, до крови, по-мужицки. Тут нет правил.
МАДЛЕН (в
сером платье простого покроя, но с глубоким вырезом.
Стучит в дверь). Хоть бы Макс был дома! Мне надо его видеть!
РОБЕСПЬЕР (вздрогнув). Я открою. (На
пороге, не в силах победить нахлынувшие чувства, некоторое время молчит.) Я
не ожидал видеть вас в Париже и тем более - так рано - здесь... (Отступает, давая ей войти. Голос спокойный и
холодный.) Извините, Мадлен, присядьте здесь. (Подвигает ей самое приличное кресло. Дантону) Прошу вас,
продолжайте.
МАДЛЕН. Макс, как я рада встрече! (Замечает Жоржа. С большим трудом скрывает
неприязнь, высокомерно кивает.) О! У вас гость. Продолжайте беседу, я не
буду вам мешать...
ДАНТОН (при
виде Мадлен корчит гримасу. Робеспьеру) Я рассчитывал поговорить с вами
спокойно, без ненужных свидетелей.
МАДЛЕН (ядовито).
Жорж! Какой из меня свидетель! Но если вам угодно, я заткну уши!
РОБЕСПЬЕР (Мадлен). Пожалуйста, всего несколько минут... (Подает ей книгу с полки и выходит с Дантоном в соседнюю маленькую
комнату.) Я не ожидал этого визита. Прошу меня простить. Так что же?
МАДЛЕН. Вот уж не ожидала хамства! (Быстро встает, подбегает к двери.
Подслушивает.)
ДАНТОН (напористо).
Послушайте, Робеспьер. Наши предложения, высказанные в клубе, остаются в силе.
Регент или опекун, наследственный или выборный на половину, при толстом борове
или при его бастарде, - неважно. Бурбоны не могут управлять страной. Только
сильная исполнительная власть предотвратит и анархию, и войну... Поддержите
нас. За это я укажу вам средство против триумвирата. (Молчит, впившись в Робеспьера глазами.)
МАДЛЕН (взволнованно,
шепотом). Макс, не слушайте его...
РОБЕСПЬЕР (после долгой паузы. Лицо его словно застыло, в глазах - буря. Голос
становится чуть скрипучим). Господин Дантон... (Он стоит так, чтобы Мадлен не видела его лица и не расслышала слов.)
Я не могу принять ваши методы борьбы. Если нам дано сокрушить триумвират, мы
сделаем это. Если на них есть действительная вина, это неизменно обнаружится...
Справедливость и истина всегда торжествуют, верите вы этому или нет... (Всем видом показывает, что не желает
продолжать разговор.)
ДАНТОН (побагровев
и стиснув зубы). Что ж, я этого и ожидал. Жаль, Робеспьер, что с вами
нельзя говорить серьезно. Но вы поймете, что я прав! (Уходит, отодвинув с дороги Мадлен и хлопнув дверью.)
МАДЛЕН (пожимает
плечами). Вот ужасный тип! Чуть-чуть, и я получила бы дверью по лбу.
РОБЕСПЬЕР (на минуту опускается на стул, сжав виски пальцами. Спохватывается).
Мадлен, вы здесь?.. (Выходит к ней.)
Давно вы в Париже?
МАДЛЕН (то
и дело запинаясь). Я в городе со вчерашнего дня! Это был какой-то кошмар! Я
обошла весь почти Париж, сама не знаю зачем! Мои скитания дополняло общение с
типами вроде Жоржа. Мое новое шелковое платье пришлось выбросить! Кстати, я
искала вас, но не нашла! Скажу прямо, вы единственный человек за эти два дня,
кого я рада видеть!
РОБЕСПЬЕР (вежливо и сдержанно. Булавка, выпавшая из кармана Барнава, все еще
блестит перед его внутренним взглядом). Вы напрасно приехали, дорогая. В
Париже очень неспокойно.
МАДЛЕН. Вы мне написали, что должно случиться что-то страшное? Но что?
Умоляю, объясните! Я хочу быть в курсе событий!
РОБЕСПЬЕР (терпеливо). Была опасность, что из-за
петиции на Марсовом поле вспыхнут беспорядки. Но теперь все позади... Мадлен, я
прошу вас, если вам есть что сказать... Мне пора. Быть может, нам лучше
увидеться в другое время.
МАДЛЕН (холодно, пристально глядя
в глаза). Еще один прямой вопрос. Вы поддержите петицию?
РОБЕСПЬЕР. Я думаю над этим, Мадлен.
МАДЛЕН (стараясь
избежать ссоры, умоляюще). К чему вы склоняетесь? Я вас прошу, не
поддерживайте петицию! Это опасно! Не надо!
РОБЕСПЬЕР (устало). Мадлен, прошу вас, оставим сейчас этот разговор. Я иду в
вашу сторону, позвольте проводить вас домой. (Берет папку с бумагами и перчатки, выразительно смотрит на нее.)
МАДЛЕН (с
хорошо разыгранной покорностью). А куда вы идете?
РОБЕСПЬЕР. Я должен кое с кем встретиться до
открытия дебатов в Собрании... Повидать руководителей клуба кордельеров. (Берет Мадлен под руку и выходит на улицу.)
МАДЛЕН (про
себя, размышляя). А этот «кто-то» - мужчина или женщина?..
ЛАМЕТ (в
нетерпении мечется по комнате не зная, когда придет посланец Дантона.
Рассуждает сам с собой). Нелепая встреча! О чем нам говорить? Он наверняка
будет плести свои интриги. Намекать на наши пороки! Хоть бы Томас зашел! Может,
старая лиса постесняется шантажировать меня в
присутствии посторонних!
ДЕ ЛАКЛО (провожаемый
слугой, входит мягкими шагами). Доброе утро, граф. (Снимает шляпу.)
ЛАМЕТ (по
его виду нельзя сказать, что это утро - доброе). Доброе утро! Вы нынче на
посылках?
ДЕ ЛАКЛО. Чем только не приходится заниматься, граф, на благо
Франции... вы и господин Барнав тоже состоите... на службе. Конечно, на более
высокой, нежели я...
ЛАМЕТ. В любом случае, я рад, что прислали
Вас, Ваши покровители соображают гораздо медленнее. Итак, чем обязан? (Указывает на стул.)
ДЕ ЛАКЛО (садится).
Господин Дантон поделился со мной вашими соображениями. Весьма остроумными,
если б не одно но... Это мы делаем вам предложение, от которого трудно
отказаться... (После паузы, вежливо и
зловеще.) Если обнаружится ваша тайная связь с двором, ваша переписка с
королевой, вы по меньшей мере лишитесь поддержки и сторонников. По большей...
Этого можно избежать, если вы примкнете к новому проекту организации
исполнительной власти... (Давая ему время
размыслить, продолжает более мягко и вкрадчиво.) Господин Ламет, регентство
спасет монархию и вовсе не прокладывает прямую дорогу республике. Как принц
крови, Эгалите связан с династией. Как выборное лицо, является уполномоченным
нации...
ЛАМЕТ (сухо
покашливает). Я не вижу разницы между плохим вариантом и очень плохим.
Эгалите уже отрекся от власти. Достигнув ее - отречется от вас! И потом, вряд
ли ему удастся сохранить мир во Франции, а значит - австрийцы и англичане
растерзают нашу страну на куски. Людовик - единственный гарант.
ДЕ ЛАКЛО (с
усмешкой). Ваша преданность, господин Ламет, заслуживает более умного
монарха. (Смотрит с насмешливой улыбкой.)
Но ваша верность будет вознаграждена, господа. И очень скоро. (Поднимается.)
ДЖЕФФЕРСОН (входит). Вот и я, дорогой Александр! (Делает вид, что не подозревал о присутствии Лакло.) Приветствую,
дорогой друг! Кажется, вы говорили об установлении регентства? Простите, что
помешал вам. (Усаживается.)
ДЕ ЛАКЛО (раскланивается).
Господин Джефферсон, мы закончили беседу и расстались лучшими друзьями - и я
уступаю вам место. (Берет шляпу.)
ДЖЕФФЕРСОН. Право, очень жаль, что вы нас покидаете. Как я слышал,
Эгалите отрекся от власти и теперь не может назваться регентом на законном
основании... Прискорбно, не так ли? Страна лишилась не только монарха, но и
претендента на регентство...
ДЕ ЛАКЛО. В претендентах
на то, чтобы управлять страной, господин Джефферсон, никогда нет недостатка. (С сарказмом.) Равно как давать советы.
Разрешите откланяться.
ДЖЕФФЕРСОН (с улыбкой). Не смею задерживать!
ЛАМЕТ (запирает дверь за Лакло).
Здравствуйте, Томас. Я обдумывал ваше послание и хотел побеседовать лично,
но... Пустые хлопоты...
ДЖЕФФЕРСОН (азартно). Я его спугнул... Простите, Александр, но, кажется, с ними
все ясно!
ЛАМЕТ. Шантаж и подкуп! Жаль, что в политике
эти средства подчас куда успешнее декретов и указов!
ДЖЕФФЕРСОН (серьезно). Не горячитесь, мой юный друг. Не сомневаюсь, вы
согласитесь со мной, что носителем высшего суверенитета является нация, а
король – лишь лицо, подчиненное нации и обличенное полномочиями исполнительной
власти от ее лица. Сейчас король временно недееспособен по обвинению в
государственной измене. Я спрашиваю себя – как должна вести себя нация?
Конституцией на такой случай установлено положение о регентстве. Регентом может
быть лицо, достигшее 35 лет и близкий родственник королю. Сейчас, насколько я
знаю, трудно с уверенностью указать на такого человека... А, значит, нация
должна решать сама. Решать, кому она доверит власть
в момент, когда король отстранен от трона.
ЛАМЕТ. Вы правы, Томас, правы, как никто другой. С той только разницей,
что вы говорите - вице-президент, а я - премьер-министр. Смена кабинета,
единственное, что сейчас можно предпринять безболезненно для Франции! Главное -
отложить суд над королем, до принятия новой Конституции и созыва
Законодательного собрания. Но удастся ли убедить в этом наших противников? Я
хотел доверить Антуану речь. Вы знаете, его красноречие сравнивают с пламенными
воззваниями Мирабо, а я сам не мастер публичных выступлений. Но после вчерашних
волнений он отказался занимать трибуну. И я должен испытать еще многое за
сегодняшний день. Утро началось с угроз… (Встряхивает
головой.) Что-то принесет вечер?
ДЖЕФФЕРСОН. Александр! вы думаете, вам
позволят обойтись сменой министров? Откройте глаза! Суд над Людовиком - дело
решенное. Все, что вы можете сделать для сохранения монархии - либо уговорить
его подписать отречение в пользу дофина - это сохранит монархию и умиротворит
нацию, и... (Что-то прикидывает в уме, но
не заканчивает мысль.) Либо - настаивать на всеобщем и прямом выборе
регента, надеясь, что король будет либо оправдан и восстановлен в должности,
либо смещен, но останется неприкосновенен, жив и всеми уважаем, а его место
займет дофин. Настаивайте на выборном регенте... кстати, если Людовик
отречется... он может стать регентом собственного сына - по крайней мере,
баллотировать свою кандидатуру наряду с Эгалите и... Лафайетом… (Задумчиво.) А, возможно, еще кем-то из
депутатов, который предложит вариант, устраивающий и правых, и левых...
ЛАМЕТ. Увы! Мой проект был хорош пару дней назад! А после вчерашнего - я и сам не знаю, что делать. Вы слишком хорошо
думаете о наших политиках, если считаете, что мы согласимся между собой тогда,
когда речь идет о власти!
ДЖЕФФЕРСОН. Вот потому-то я и предлагаю
апеллировать к народу. Политики, вы правы, никогда не согласятся между собой.
Думаю, даже для Людовика такой исход будет менее тягостным, чем если власть
разделят существующие фракции - хотя бы под его номинальным управлением.
Хотя... моя страна сделала меня идеалистом.
ЛАМЕТ. Ох, Томас! Дайте мне время подумать!
Вы сегодня будете в Собрании?
ДЖЕФФЕРСОН (удивленно). Разве в собрание пускают посторонних? (Полагая разговор оконченным, дружески пожимает
ему руку и уходит.)
ДАНТОН идет по улице
и ругается вполголоса.
ДЕ
ЛАКЛО (нагоняет его).
Здравствуйте, мой дорогой.
ДАНТОН. Чему вы
радуетесь, черт побери!.. (Спокойней.)
Ламет выслушал вас и произнес тираду против мошенников от политики?.. То же
могу сказать и я. Робеспьер такой же чистоплюй, как все они... Ну что, остается
Бриссо? Это не такой завидный союзник.
ДЕ ЛАКЛО. Незавидный
- если дело касается депутатского корпуса... Но очень полезный в клубе, друг
мой.
ДАНТОН
(вскакивает в коляску и ударяет по плечу
кучера). Налево!
ДАНТОН и ДЕ ЛАКЛО подъезжают к дому
БРИССО. ДЕ ЛАКЛО остается в коляске, ДАНТОН нетерпеливо стучит молоточком в
дверь.
БРИССО
(провожает гостя в свой кабинет).
Ваша записка и особенно пометка "срочно"... Я слушаю вас, Дантон.
ДАНТОН. Нет нужды
напоминать вам наш разговор в клубе?.. Я сказал вам и Робеспьеру, что необходим
постепенный переход между монархической, наследственной формой власти и народной?
И этот переход - регентство. Я спрашиваю прямо: если вы истинный республиканец,
вы не можете желать, чтобы триумвират опять протащил свои резолюции, опять
склонял клуб на свою сторону, опять вернул нас к 1789 году.
БРИССО
(слушает Дантона и машинально пытается
застегнуть запонку на манжете). Я помню наш разговор... (Затягивает паузы, потому что на самом деле
об этом забыл.) Однако истинно свободные народы обходились без чего-либо
подобного... Свободу нельзя отмерять по каплям. (Поворачивается от зеркала и смотрит, насколько фраза вышла эффектной.)
ДАНТОН
(сдерживая досаду и нетерпение).
Свободные народы, а Франция познала тысячелетнюю деспотию. Вино свободы
попросту ударит ей в голову... Бриссо, вы умны, но вы слишком полагаетесь на
свои теории и мнение мадам Ролан. (Сообразив,
что этого говорить не следовало.) Словом, мы с вами идем одной дорогой. Я
тороплюсь. До вечера в клубе.
БРИССО
(уязвленный, несколько высокомерно).
Прощайте, Дантон… (Оставшись один,
начинает быстро собираться и выходит из дома.)
Отель «Британик». РОЛАН в одиночестве
ходит по комнате, хмурится. На столе лежит текст петиции и письма, он
периодически берет их в руки и перечитывает. МАНОН РОЛАН входит в комнату с
пачкой писем.
РОЛАН.
Дорогая... (Целует ее и озабочено
продолжает.) Бриссо обещал придти пораньше. Вчерашние события... Я рад,
дорогая, что ты не пошла туда с нами.
МАНОН РОЛАН. Зато
как я волновалась за вас, Жан-Мари! Мне было бы в тысячу раз легче, будь я с
вами. Что готовит Бриссо?
РОЛАН.
Видишь ли, поскольку петиция не указывает прямо на характер новой
исполнительной власти, это не исключает и наших взглядов. (Продолжает расхаживать по комнате.) Сейчас главное, чтобы собрание
не отвергло петицию. Если референдум утвердят, мы будем бороться за голоса в пользу
суда над королем и за республику в департаментах. (Закашлявшись.) Дорогая, согрей мне немного сладкой воды. (Держится за правый бок.)
МАНОН РОЛАН. Ты
нездоров?
РОЛАН.
Пустяки... всегдашние хвори... (Продолжает
перебирать бумаги на столе.) От кого письма, дорогая моя?
МАНОН
РОЛАН. Из провинций. (Подает мужу конверты.) Что же нет Бриссо? Не случилось ли
чего-нибудь? После вчерашних арестов и стычки я сама не своя… (Услышав
стук коляски.) Вероятно, это наш гость! Жан! Посмотрите письма и не забудьте поинтересоваться его планами. Я сейчас
вернусь с отваром для вас.
МАДЛЕН
(поднимаясь по ступенькам). Хорошо,
что я оставила Макса. Попробую попасть к Манон, последние события снимут с меня
вину за бестактное вторжение… (Постучав,
входит.)
РОЛАН
(удивлен при виде незнакомой молодой дамы).
Мадам? Чем обязаны?
МАДЛЕН.
Мое имя Мадлен Ренар Я писала вашей супруге. Увы, мы не успели договориться о
встрече... события опережают нас... Для меня большая честь видеть настоящих
патриотов!
РОЛАН
(подводит ее к креслу, усаживает, пытаясь
быть галантным). Дорогая мадам... (Забыв
или не расслышав имя, с заминкой.) Ваш визит неожидан, но... Вы желаете
побеседовать с моей женой?
МАНОН
РОЛАН (входит с отваром, по комнате
распространяется пряный запах трав и специй. При виде незнакомой дамы).
Добрый день, мадемуазель? Позвольте узнать цель вашего визита?
МАДЛЕН. Извините за
вторжение. Я вам писала... Ренар, это я… Последние события так взволновали
меня. Вы ведь тоже за петицию! Я так надеюсь, что этот документ примут в
Собрании!
МАНОН РОЛАН. Ах, мой друг! Я помню ваше письмо! Но вы
знаете, сегодня не самый лучший день для визитов. Мой супруг нездоров. (Бросает извиняющийся взгляд на Мадлен и
решительный - на Ролана.) А я собиралась заняться его лечением!
МАДЛЕН
(льстиво). Я вас не задержу. Я лишь
хотела обратиться к мсье Бриссо, ведь он ваш друг? Мне бы хотелось узнать
подробнее об этом выдающемся человеке… и политике...
МАНОН
РОЛАН. Бриссо - мой издатель. Не могу сказать о нем ничего плохого ни как о
человеке, ни как о работодателе, но вопросы политики - выше моего разумения. (Покачав головой.) Если только мой супруг
что-то подскажет вам?
МАДЛЕН.
Ах, мадам, вы скромничаете. Вы великая женщина! Мне бы хотелось хоть немного
стать такой, как вы! Назначьте встречу, когда я могла бы придти.
МАНОН
РОЛАН. Это будет зависеть от здоровья моего супруга. (Прикинув в уме.) Давайте побеседуем с вами в конце недели, 20-го -
вас устроит?
МАДЛЕН.
Вполне, мадам, вы так любезны! (Виновато.)
Я так неловка, право!..
БРИССО
(служанка Миньон вводит его в гостиную).
Доброе утро, друзья мои. (Другим тоном,
Мадлен.) Мое почтение, мадам.
МАНОН
РОЛАН (Бриссо, радушно). Мы ждали
вас!
РОЛАН (полулежит в кресле, прикрыв ноги пледом, и
пьет отвар маленькими глотками). Здравствуйте, мой дорогой. Мадам Ренар
посетила нас, но, кажется, она спешит?.. (Взглядывает
на Манон.)
МАНОН
РОЛАН (Бриссо). Вы видите сами, дорогой друг, мсье
Ролан немного не в форме, и я не хочу волновать его долгими визитами. (Ждет, когда служанка проводит Мадлен).
МАДЛЕН
(понимает, что этот разговор ей вряд ли
дадут послушать. Смотрит на Манон. Улыбается Бриссо, с восторгом, будто про
себя). О, неужели вы - тот самый Бриссо! Какая
встреча!.. (Роланам) Я вам
признательна бесконечно! До свидания! (На
лестнице улыбка исчезает с ее лица, глаза становятся холодными. Размышляет сама
с собой.) Главное, мне назначили еще одну встречу... Постепенно я войду к
ним в доверие. А там посмотрим. Не думаю, что утонченная Манон разделяет
радикальные взгляды... Ролан умен, но неуверен, без поддержки жены он ничто. А
этот Бриссо какой-то сумбурный. Хм... по одиночке они бессильны, но вместе...
БРИССО (дождавшись, пока выйдет Мадлен, садится
напротив Ролана). Я хотел о многом поговорить, но сейчас мои мысли спутались.
Дантон - после нашего разговора в клубе, конечно, я ждал, что он на этом не
остановится, и не ошибся. (Удобнее располагается и чувствует себя в своей сфере.) Он
рассматривает регентство или подобную ему форму исполнительной власти как
ступень от монархии к республике. Он выразил свою мысль лаконично и грубовато,
но нечто в его рассуждениях мне кажется интересным... Он упрекал нас, что мы не
учитываем реальное положение вещей и слишком полагаемся на здравый смысл и
патриотические чувства народа.
МАНОН
РОЛАН (придвинув низенький табурет к
креслу мужа, открывает томик Плутарха). "Прекрасно приобрести царство
честным путем, но прекрасно и предпочесть правду - царской власти"!
РОЛАН
(горячась). Нет, эти доводы ничего не
стоят! Америка сумела перейти без всяких регентов к двухпалатному парламенту из
состоянии деспотии, хуже того - колониальной зависимости. (Покашливает.)
МАНОН
РОЛАН (подливает в стакан отвар и
успокаивающе поглаживает мужа по руке). Вам вредно волнение. (Бриссо) Я не была вчера на Марсовом
поле, а Жан слишком боится взволновать меня подробностями.
БРИССО. Доводы
Дантона мне не кажутся неопровержимыми, но как бы мы с вами не симпатизировали
американской демократии, мы вынуждены признать, что Франция избирает некий
новый путь, не повторяя свою великую предшественницу... Дорогой Ролан, вы,
кажется, серьезно нездоровы. Не лучше ли вам остаться дома…
МАНОН
РОЛАН (теперь закашлялась она). Мне
казалось, болезнь Жана не заразна! (Непонимающе
смотрит на Бриссо.)
РОЛАН
(желчно). В такой день я здоров, бодр
духом и готов идти двести лье… если бы только мог этим что-то решить!.. (Успокаиваясь.) Мы поедем в Собрание,
дорогой Бриссо. Милая моя, ты хочешь поехать с нами? Тебе интересно послушать
обсуждение проекта?
МАНОН РОЛАН. Ты
лучше всех понимаешь мои желания, дорогой!.. Если триумвират провалится в
Собрании, что будет с его положением в Клубе?
БРИССО
(Ролану и Манон). Отправимся, мои
дорогие, экипаж нас ждет. (На вопрос
Манон.) Это во многом зависит от нас… и от Робеспьера, моя дорогая. (Открывает перед ней двери.)
В доме Никола Бонвиля собирается
депутация, которая понесет петицию Собранию. Среди них не только парижане, но,
как и было решено, представители департаментов, присоединившиеся к петиции
вчера на Марсовом поле. Все готово: внушительная стопа тетрадей, аккуратно
подсчитанные подписи.
ФОШЕ
(входит). Мир вам, дети мои! Что,
выступаем?
ФРАНСУА
РОБЕР (со смехом, указывая на тетради).
Я думаю, этого будет трудно не заметить даже господину Ле Шапелье с его слабым
зрением.
ФОШЕ.
Провидение на нашей стороне, дорогой Франсуа! Что вы скажете, если мы добавим к
этой петиции несколько устных требований... от лица тех, кто ее несет? Это не
будет официально учтено, но - укажет на волю народа. Воля народа - глас божий,
как известно...
ЛУИЗА
РОБЕР (прислушиваясь к их разговору).
Дорогой мсье Фоше, вы хотите вернуться к нашему спору? (С улыбкой.) Но вы уверены, что все (указывает на собравшихся) присутствующие здесь разделяют это
мнение?.. Вы не допустите, чтобы сейчас делегация оказалась расколота, не так
ли?
ФОШЕ
(качает головой с сокрушенной улыбкой).
Да, дочь моя, я, кажется, опять в меньшинстве...
ЛУИЗА
РОБЕР (немножко подыгрывая). Нет,
отец мой... Сию минуту ВСЕ МЫ в большинстве.
БОНВИЛЬ. Фоше, они
правы. Нельзя требовать сразу всего. Одно упоминание об аграрном законе - и
наши усилия пойдут насмарку... Когда же начнутся обсуждения в первичных
собраниях по вопросу суда над королем - тогда мы открыто предложим нашу
программу.
ФОШЕ.
И все же, мне жаль, что мы не высказались определеннее по вопросу о том, к кому
должна перейти власть и каким образом (Тряхнув
головой, с улыбкой.) Ну да всякая власть от Бога, а значит - мы вольны
выбирать ту, которая нравится!
ЛУИЗА
РОБЕР (мягко поправляет). Ту, которая
полезна и благотворна, дорого мсье Фоше.
РОБЕСПЬЕР, стараясь
оставаться незамеченным, проходит между делегатами, разыскивая Бонвиля.
Лежандр
(заметив Робеспьера). Добрый день!
Какими судьбами?
РОБЕСПЬЕР.
Здравствуйте. Я хотел бы видеть господина Бонвиля и Робера... Мне нужно просить
вас... (Покусывая губы.) просить не
ссылаться на нас, Петиона, аббата Грегуара, Бюзо... как депутаты, мы должны
оставаться независимыми... В противном случае у нас нет права выступить в
поддержку петиции. Сложится мнение, что мы выражаем интересы одной партии... (Объяснение для него мучительно, он говорит
без уверенности.)
Лежандр
(ведет Робеспьера туда, где стоит Бонвиль).
Но почему? Ведь после внесения поправок текст петиции, на мой взгляд, стал
приемлем для всех... Или я ошибаюсь?
ФОШЕ
(тоже заметив Робеспьера). Добрый
день, мсье Робеспьер! Рад вас видеть. Вы - один из тех якобинцев, которого я, поверьте, действительно рад видеть в
наших рядах. Могу ли я уповать, что вы присоединитесь к подаче петиции? Это
ободрило бы всех истинных патриотов, собравшихся здесь.
РОБЕСПЬЕР
(досадует, что все-таки стал центром
внимания). Господа, я присоединился к петиции как частное лицо. Как
народный представитель, я готов поддержать петицию, и прошу лишь о том, чтобы
вы не ссылались на меня и моих коллег. Это ослабит впечатление нашей поддержки
и даст нашим противникам повод сомневаться в нашей объективности. Вот и все.
Лежандр
(задумчиво). Да, наверное, Вы
правы... Но вы, кажется, хотели поговорить с Бонвилем?
РОБЕСПЬЕР
(несколько успокоенный). Благодарю,
господа. (Лежандру) Да, и с вами. Вы
президент клуба кордельеров, господин Бонвиль - руководитель социального
кружка... Как представитель Общества друзей конституции, быть может, не выражая
сейчас мнения всех его членов, я тем не менее должен спросить: что вы полагаете
делать дальше?.. Мой вопрос не требует ответа тотчас. Если мы организуем
совместное заседание наших обществ, это будет полезно обоим. Но прежде мы
должны знать вашу программу и познакомить вас со своей.
Лежандр.
Мне кажется, Франция должна в конце концов стать республикой, как в Соединенных
Штатах. Но как достичь этого, пока не ясно. Во всяком случае сейчас важно не
делать резких шагов, которые могут дать повод устроить бойню, которой нам
все-таки удалось избежать вчера... Ваше приглашение устроить совместное
заседание клубов - это то, что поможет нам выработать общую линию... Давайте сделаем так!
ФРАНСУА
РОБЕР (взглянув на Луизу, потом на
Бонвиля и Клода Фоше). Робеспьер, вы напрасно тревожитесь... Петиция,
поданная от имени нескольких сот тысяч граждан, никак не запятнает вашу
депутатскую независимость... Конечно, раз таково ваше предупреждение, надо
думать, Петион и Бюзо считают так же, делегация не станет упоминать ваши имена.
Двое молодых людей, федераты, один из
них СЕН-ЖЮСТ, второй - его друг Тюийе, недавно пришли в клуб и прислушиваются к
разговору.
СЕН-ЖЮСТ
(Фоше и Бонвилю). Господа, постойте!
Вот уже третий день я слышу то тут, то там разговоры о неком "аграрном
законе"… Но с чего вы решили, что крестьянам нужно именно это? Я никогда
не слышал от своих соседей, даже самых бедных, разговоров о земельном переделе!
Вернуть общинные земли - другое дело! И отменить все повинности - тоже. Но
передел!
ФОШЕ.
Вы - настоящий христианин, мсье Робеспьер! (Подошедшему
Сен-Жюсту.) Ну что вы, мы не вправе требовать полного передела земли...
пока... люди для этого не созрели... но - создать из незанятых, пустующих,
выморочных земель и церковных владений - всего, что перешло под владения
государством - фонд, из которого каждый мог получить бы хотя бы небольшой
надел... Снабдить всех граждан расписками, что они имеют право на безвозмездное
землепользование... (Кидает взгляд на
Луизу.) Хотя меня не все понимают.
СЕН-ЖЮСТ
(ФОШЕ) Господин аббат, но в нашем, например, кантоне, нет ни церковных, ни
выморочных земель! да и в соседних их очень мало. А пустоши - неудобья,
пригодные разве что для сбора хвороста и выпаса овец. Это на них вы хотите
выдать расписки? Или может предложите людям переселиться в другую провинцию? И
кто их там будет ждать?
РОБЕСПЬЕР
(заметив Сен-Жюста и его друга).
Доброе утро... Вы не сказали мне вчера, что присоединяетесь к делегации...
СЕН-ЖЮСТ
(Робеспьеру). Приветствую вас, гражданин!
Пожалуй, вчера я и сам не знал наверное. Но ведь мы все согласны в одном - Луи
изменил!
РОБЕСПЬЕР
(рад найти понимание). В одном мы
согласны... (Серьезно.) Меня не
радует возможность осудить Людовика как частное лицо, тем более применить к
нему строгие меры... Но здесь речь идет о другом, о преступлении представителя
нации против нации... Гражданин Сен-Жюст, вы еще не уезжаете? Я хотел бы
закончить нашу беседу. Надеюсь вас увидеть в Собрании.
ФРАНСУА
РОБЕР. Пора!.. Гражданин Сен-Жюст, гражданин Тюийе, я рад, что вы в наших
рядах. (Увлекает за собой делегацию.)
Открываются двери Манежа Тюильри.
Собираются депутаты. На галереях необычное столпотворение. Гвардейцы несут
дежурство у входа. Среди публики - дамы и журналисты, представители секций и
федераты.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(секретарю). Новый проект декрета
будет докладывать граф Ламет. Постарайтесь внести в точности все поправки и
отметить, кто их вносил.
Бледный Александр
медленно поднимается на трибуну. Ему нужна решительность, чтобы начать говорить.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (выразительно
смотрит на аудиторию и настойчиво звонит). Господа! Призываю вас быть
внимательными. (Делает знак Ламету, что
можно начинать.)
ЛАМЕТ. Я хочу еще
раз обратить внимание Собрания на опасности, угрожающие сегодня нации! Вчерашние
события ярко показали, что неосторожные действия клуба кордельеров рискуют
привести к беспорядкам в столице и гражданской войне, которая придет не из-за
границы, как это казалось нам ранее, а из сердца Парижа, по смехотворному
поводу ссоры каких-то пьянчужек. (Делает паузу, предвидя шум в зале).
ДЕМУЛЕН
(с галереи). Доброе утро, граф! Вы не
выспались или вам приснился призрак гражданской войны?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(строго). Я буду вынужден удалить
всех, не являющихся депутатами, из зала. Прошу, продолжайте.
ЛАМЕТ
(продолжает чуть громче). И все же!
Вчера, на Марсовом поле, как я верю, родилось хрупкое единство, которое нельзя
нарушить!
БАРНАВ на своем
обычном месте, с досадой морщится, когда речь Александра нарушает бесцеремонные
реплики.
ЛАМЕТ (голос его мало-помалу
крепнет). Петиция, провозглашенная вчера, совершенно точно указывает
Собранию на невозможность немедленных решений.
Недостойно
подданных, заключив короля под арест, вынуждать его к соглашениям, для
принесения которых нужна свободная воля! Ибо если народ не может быть рабом
своего правителя, то и правитель не должен являться рабом своих подданных, над
всеми должен властвовать только Закон.
Постоянные разногласия и угроза войны, заставляющие народ вооружаться,
наносят тяжелый урон нашим промыслам и торговле, и кроме того, лишают
Французскую армию ее прямого ремесла, что приводит к разложению в войсках и
попыткам некоторых генералов использовать это недовольство против
представителей народа и ради своих презренных интересов. Из всех этих причин следует:
1.
Необходимость скорейшего завершения Конституции.
2. Освобождение короля из-под стражи и принятие
им воли народа, в виде
верховенствующего Закона.
3.
Установление Конституцией новых механизмов волеизъявления народа, гарантирующих
создание представительного законодательного органа, наделенного полномочиями
решать в дальнейшем судьбу всех ветвей власти.
4.
Прекращение революционных выступлений, наносящих ущерб безопасности и экономике
государства, нарушающих права собственников, а так же естественные права всех
представителей Нации.
5. До принятия Конституции и созыва нового,
Законодательного собрания отложить вопрос об изменении формы правления
(Он так увлекся, что не боится никого и
ничего.) Итак, я спрашиваю вас, можете ли вы что-нибудь возразить? 10
ГРЕГУАР. Вы
противоречите сами себе! Законодательная власть, приступающая к работе после
завершения конституции, не может решать судьбу ни свою, ни других ветвей!
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ,
поморщившись, прикрывает ухо ладонью.
ЛАМЕТ
(думает, что возразить, и ищет глазами
Барнава). На данный момент куда важнее сохранить порядок в стране, и дать
ей основы для покоя и развития. Мы должны продумать будущие обязанности всех
ветвей власти, но сделать это в рамках конституционного комитета.
ТАЛЕЙРАН
(встает, не спеша). Господа!
Представленный вам проект декрета, от принятия которого - я не думаю, что есть
среди нас те, кто сомневается в этом! - зависит судьба не одного лишь короля,
не его министров, а судьба народа... Этот проект составлен по совещании с
конституционным комитетом и (выделает
голосом) должен был бы заставить вас подумать о том, что механическое
перенесение прежних принципов организации власти ныне плохо работает и его
следует подвергнуть некоторому пересмотру...
Один депутат другому. Я никогда не понимаю, что хочет сказать господин Талейран!
ЛАМЕТ благодарен за
поддержку, ему тяжело далось выступление, и теперь нужные слова не сразу
приходят на ум.
ДЖЕФФЕРСОН на галерее, в сопровождении
одной из знакомых дам. Ободряюще улыбается Ламету. Неподалеку располагаются
Роланы и Бриссо. ДАВИД входит, здоровается с Джефферсоном.
Человек в широкополой шляпе (входит,
здоровается с Давидом и Джефферсоном). Мсье Завиз! И сто Вы зумаеде о
взеразнем?
ДАВИД
(хмурится). Мы как раз подписывали
петицию, когда начались беспорядки. Слава Богу, что все закончилось
благополучно. Но результаты меня несказанно радуют. Жаль, что пункт о
требовании республики был исключен из текста петиции.
ЯН
(указывая на Грегуара). А эдо кто
дакой?
ДАВИД.
Это аббат Грегуар, депутат, кажется, от Бретани, но я могу ошибаться.
ЯН.
Здранно... Сем-до он вне не нрависся...
МАНОН
РОЛАН (своим спутникам). Что сможет
предложить триумвират?
БРИССО. Только одно
- единение и забвение. (Доволен своей
остротой.)
ДАВИД
(Роланам и Бриссо). Возможно, что
граф несколько изменил свои взгляды. Ведь не зря он говорит о хрупком единстве.
РОЛАН
(ворчливо). Временное единство!
МАНОН РОЛАН
поглощена речью и впитывает ее как губка, почти забыв о присутствии мужчин.
Внизу у решетки нарастает шум.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ отправляет одного из помощников выяснить, в чем дело, хотя знает
ответ уже раньше.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(встревожен, извиняющимся тоном Ламету и
Талейрану). Господа, у решетки находится делегация с Марсова поля... Есть предложение
допустить их представителей в зал и заслушать. (Беспомощно озирается.)
Моморо, Робер, Тюийе, Жюльен (из деп. Верх.Марны) и Галуа
(Прованс) входят в зал заседаний. Моморо подходит к трибуне.
ЛАМЕТ
воспринимает слова председателя с облегчением, ему неловко стоять у всех на
виду. Направляется к Барнаву.
БАРНАВ
(крепко стискивает руку Александра).
Ваша речь великолепна… Талейран удачно вмешался, дав понять, что разделяет наши
взгляды, по крайней мере на конституционные основы.
Моморо. Гражданин председатель… граждане народные
представители. Я удостоен высокой чести зачитать вам петицию, подписанную 400
тысячами французских граждан и тем самым донести до вас волю народа… (Зачитывает текст петиции.)
МАНОН РОЛАН (Бриссо). Смотрите, этим уже нельзя пренебречь!
Короля ждет суд.
БРИССО.
Республика становится явью.
ДАНТОН
(с галереи). 400 тысяч, господа
депутаты! Это немного больше, чем ливров, которые некоторые из вас тайно
получают от двора!
ЛАМЕТ
(румянец заливает его лицо). Эта
делегация срывает голосование. Мы должны решить, как быть дальше!
БАРНАВ
(вздрогнув при выкрике Дантона). Если
бы их впустили чуть позже!.. (Торопливо
пишет записку председателю.)
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(изо всех сил старается не упустить
бразды правления). Господа! Прошу вас передать петицию в президиум…
Народные представители, исполненные чувства гордости вашим доверием, примут ее
к рассмотрению… (Ищет глазами Талейрана,
но тот стушевался. Получает записку Барнава. С облегчением.) Господа! Ввиду
вновь поступившего документа я предлагаю сделать перерыв в заседании…
РОБЕСПЬЕР
(выйдя из душного зала и увидев Сен-Жюста).
Вы подоспели вовремя... У меня были оправданные опасения, что заново
составленный проект примет большинство депутатов.
СЕН-ЖЮСТ. Когда мы
подошли, говорил тот депутат в епископской мантии, и я, признаться, не вполне
понял, в чем суть этого нового проекта… Впрочем, заседание, кажется,
возобновляется. Что там теперь предлагают?
РОБЕСПЬЕР
(помрачнев). Я вижу, за этим
предложением кроется нечто... выиграть время, быть может, и провести свой
проект... (Прислушивается.)
МАДЛЕН
(прогуливается по коридору, заседание
утомило ее). А все не так уж плохо... Вот и Макс. (Сен-Жюст так красив, что она принимает его за девушку в мужском
костюме. Раздосадованно.) Так-так... вот с кем мы встречаемся... (Быстро уходит.)
Маленькая
комната, где заседают комиссии и комитеты.
БАРНАВ (лихорадочно).
Господа! Для короля есть только одно оправдание и единственный способ избежать
наказания. В вашей речи, Александр, сказано о том, что несвободный король не
может и не должен ни отвергать, ни принимать законы. После переезда в Тюильри
он фактически находился под стражей, этим можно объяснять его попытку бежать...
(Прикладывает ладонь ко лбу.) Я беру
слово. Я не буду напрямую отрицать возможность суда. Господин Талейран... (Смотрит почти с мольбой.)
ТАЛЕЙРАН
(держит петицию, с небрежным изяществом и
снисхождением). Господин Барнав, господин Ламет, вы всегда можете
рассчитывать, когда надо, на мою скромность, и на мою поддержку, когда следует.
ЛАМЕТ. Спасибо,
Шарль. Я надеюсь, у нас будет возможность возобновить обсуждение проекта. Но
мне что-то нехорошо. Простите. Бессонная ночь, я переволновался.
БАРНАВ
(схватив петицию, пробегает глазами по
строчкам). Отложить решение до итогов референдума - вот чего следует
держаться!
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (Барнаву) Вы слишком
взволнованы. (Ламету) Право,
Александр, на вас лица нет. Не будете вы возражать, если слово попрошу я?
ЛАМЕТ.
Я надеюсь, вы отстоите это решение… (На
глазах бледнеет и теряет сознание.)
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (вместе с Барнавом склонившись
над Ламетом и похлопывая его по рукам). Господа, велите принести уксуса...
Вас следует отправить домой, мой дорогой. Нельзя же так изводить себя... Однако
я слышу звонок?
На галерке ЯН, не
замечая ничего вокруг, ожесточенно спорит с ДАВИДОМ.
ЯН. А
у нас вногие незовольны... Посему-до у нас стали назназать ноых звязенигов...
Из Париза... Засем? Завиз, овьязнизе вне, сто происхозид? Посему нам не
зоверяют?
ДАВИД.
Дорогой Ян! Вы же знаете, что священники должны присягать Конституции! Это тот
Закон, которому подвластны все граждане, даже если они священники.
ЯН. Но везь наси звязениги
нисем не забязнали зебя! Они вили сесными гразданами! Но посему власть
вмесиваесся в зела насей веры?
ДАВИД.
Но ведь если ваши священники ничем не запятнали себя и не собираются делать
этого впредь, если они принимают Конституцию, то что мешает им присягнуть
Конституции?
ЯН.
Езли вы зело огранисилось бризягой! Везь взе ферезелано на новый лаз! Сеперь
звязениг не мозет ни грестить, ни венсать, во взягом слусае, так казесся
выдегает из загона! Паба теберь не усверзает связенигов... И звязениги теберь
во взем завизят от властей... Ну гаг вам овьязнить? У нас пости взе вили разы,
когза пала Вастилья. Но посему нас хотят берегроить на паризгий манер?..
ДАВИД. Ян, но ведь Папа является главой другого
государства. Как мы можем доверить ему назначение епископов и священников, тем
более учитывая отношение Папы к переменам во Франции.
ЯН.
Завиз, я-до фонимаю, сто вы имеезе в визу, но везь Паба являесся главой насей
сергви... Ну гаг теве эдо овьяснизь... (Мучительно
подбирая слова.) ...звязениг не золзен завизеть оз гозударздва и наовород.
ДАВИД. Согласитесь, что дела Франции для нас важнее! Ведь Бретань тоже часть Франции и не может
рассматриваться отдельно.
ЯН.
Но у нас на вногие весси змозряд немноско по иному! Ну фоймиде зе нагонес, сто
мы не фродив вас, но у нас зругие овысаи! (С
страданием глядя в лицо Давиду.) Мы зругие, не дагие гаг вы!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
объявляет продолжение заседания.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (на трибуне). Господа, мы все
знали, что петиция подписана теми, кого мы здесь имеем честь представлять.
Подписана в обстановке полной свободы, мнение народа не подчиняется никакому
давлению, и тем более силе оружия. Мы ждали этой петиции, господа! (Делает приветственный жест к решетке.)
«Левая» в изумлении
перешептывается.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ. Быть может, наши утренние прения были лишь преамбулой к настоящему
решению, которое теперь - благодаря петиции - мы можем принять, не сомневаясь,
что знаем мнение народа!
БАРНАВ наблюдает за
оратором с не меньшим изумлением.
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ. Чего требует от нас народ? Не решать участь короля без участия народа.
Это так немного и вместе так много, господа! Нам указывают на то, что мы не
должны превышать свои полномочия, напоминают, что мы - лишь представители,
временные представители истинного и вечного источника власти! И нам остается
принять это изъявление воли!
В зале внезапная тишина.
ЛЕ ШАПЕЛЬЕ. Да, мы не имеем права сейчас вынести никакого
решения, кроме этого: народ должен сказать свое слово!.. Но, господа, давайте
обратим взоры к тому, чье поведение стало причиной стольких тревог... Быть
может, существовали причины, по которым король счел возможным покинуть свой
пост? Каковы они?.. Вспомните, господа,
упорный отказ короля принять декреты 1789 года и Декларацию, чем они были
обусловлены? Дурным влиянием со стороны его ближайшего окружения! Достаточно
оказалось вырвать наследственного представителя из рук недобросовестных
советчиков, как его величество восстановил связь со своим народом... То, что
происходило с начала этого года в Тюильри, очень напоминает
происходившее осенью 1789 в Версале. Играя на
человеческих слабостях короля, придворные внушали ему, что принятые им
государственные акты не имеют никакой моральной и юридической силы, ибо
навязаны ему.
ДАНТОН
(в ярости). Старая песня!
ЛЕ
ШАПЕЛЬЕ (невозмутимо). Да, я вынужден
повторяться, ибо повторяются события. Мы не имеем права поднять руку на главу
исполнительной власти вопреки мнению народа, но мы вправе спросить с тех, кем
он окружен! Министры, генералы, подобные Буйе... Итак, господа, чтобы не
злоупотреблять вашим вниманием, я предлагаю приступить к выработке нового декрета
и включить в него три пункта: отложить вопрос о судьбе короля до референдума,
назначить новое расследование обстоятельств отбытия королевской семьи в Мец и
решить вопрос о временной организации исполнительной власти, опираясь на
конституционный проект. Благодарю вас за внимание, господа! (Сходит с трибуны, усаживается. Шепотом
Талейрану.) Ваша очередь.
РОБЕСПЬЕР (чувствуя, что выступление Ле Шапелье
выбивает почву из-под ног. Петиону). Они хотят отложить решение и
направлять общественное мнение... К
этому мы оказались не готовы... (Однако
не изъявляет желания немедленно выступить.)
ТАЛЕЙРАН
(на трибуне). Господа! Разделяя
мнение оратора, я хочу возразить ему... Я скорее готов предвидеть итог
референдума, склоняясь к признанию частичной вины его величества - вины за то,
что он более полагался на враждебных народу советников, нежели на мнение
народных представителей. Но я хочу воззвать к милосердию и великодушию
свободного народа. Общественный договор может быть расторгнут, может быть
разорван, но он может быть и возобновлен! Вот мое мнение, господа! (Возвращается на место.)
Группа ЛЕ ШАПЕЛЬЕ—Сийеса аплодирует.
БАРНАВ боится перевести дыхание. Петиционеры молча переглядываются. РОБЕР
пытается протиснуться к председателю, его оттирают гвардейцы.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
(еще растерянный, но уже оживший).
Господа, есть ли желающие выступить в прениях?..
Депутаты «правой»
шумят. Исход дела их явно не устраивает.
СИЙЕС
(быстро пересаживаясь на скамьи «левых».
Робеспьеру и Грегуару). Господа... Несмотря на различия наших убеждений, я
уважаю вашу стойкость... Подумайте, если сейчас мы не примем предложения Ле
Шапелье, дело затянется до бесконечности... Новые петиции, новые выступления,
анархия и война!..
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Мне
остается, господа, пригласить вас голосовать за предложения господина Ле
Шапелье: 1) отложить вопрос о судьбе короля до референдума, 2) назначить новое
расследование независимыми лицами и призвать к ответственности кабинет
министров и советников короля, 3) поручить комиссии совместно с комитетом по
выработке конституции разработать механизм временной исполнительной власти.
Прошу вотировать!
БЮЗО, видно по его лицу, колеблется, и
ставит "да". РОБЕСПЬЕР, покинув с
сожалением Сен-Жюста, заняв свое место, выслушивает речи Ле Шапелье и
Талейрана. Вкрадчивый голос Сийеса тоже дошел до него. Как и его
единомышленники, он некоторое время колеблется и наконец ставит «ДА».
Томительные минуты.
Подсчет голосов.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ.
ЗА предложение проголосовали 653 представителя, ПРОТИВ… 432. (Не скрывая радости.) Решение принято,
господа! Заседание закрыто!
Последние его слова
накрывает внезапно прорвавшийся, как вода через плотину, шум.
Библиотека
герцога Орлеанского, гражданина Эгалите. Секретарь Эгалите, господин ДЕ ЛАКЛО,
за огромным письменным столом, что-то просматривает, переписывает, подписывает
и одновременно следит за собеседником, изредка вставляя ироничные замечания.
ДАНТОН
(ходит широкими шагами от окна к двери и
внезапно останавливается перед Лакло). Без Робеспьера нам не обойтись.
Теперь его популярность еще больше. За ним идут…
ДЕ ЛАКЛО. Да, но ведет ли он за собой? – это разные вещи…
ДАНТОН. Не важно. Он сильная политическая фигура.
ДЕ ЛАКЛО. Он скоро сойдет со сцены.
ДАНТОН. Как депутат? Бросьте, Лакло, вы же видите, Собрание доживает последние
дни. Теперь решать будут клубы, общества, печать – общее мнение. Он нужен нам
как президент якобинцев… (Опирается на
стол кулаками, лицом к лицу с Лакло.) Он боится играть в азартные игры, но
если увидит неоспоримые факты – он поможет уничтожить триумвират…
ДЕ ЛАКЛО (посыпав песком, встряхивает и
отодвигает очередную бумагу). Наш памфлет против триумвирата воспримут как
клевету.
ДАНТОН. Пошевелите же Эгалите, надо раздобыть какие-то записки, свидетельства,
письма, чеки – он немало платит своим шпионам и во дворце, и в собрании, так
пусть побегают!
ДЕ ЛАКЛО. Вы желаете, чтоб это исходило от меня?
ДАНТОН (подумав). Конечно, нет.
Всегда найдется сговорчивый издатель или журналист… (Еще подумав.) Марат обрадуется такой возможности… Я очищу клуб от
этих…
ДЕ ЛАКЛО (перебивает). А Бриссо?
ДАНТОН (опять начинает ходить по комнате).
Важней убедить не его, а жену Ролана. До чего скверно, когда в деле замешаны
бабы! Особенно ученые… Я пытался ему доказать, что регентство гарантирует
плавный переход к республике и свободу.
ДЕ ЛАКЛО. Не сомневаюсь, вы говорили это с истинным вдохновением.
ДАНТОН. Вдохновение является ко мне тогда, когда я захочу. Я не вымучиваю свои
мысли перед огарком свечи и не боюсь их растерять, не записав.
ДЕ ЛАКЛО (принимает отчасти на свой счет
и усмехается). Может, потому они так быстро сменяют друг друга.
ДАНТОН (хлопнув по столу ладонью).
Нам нужен клуб и общественное мнение. До итогов референдума и принятия
конституции есть время. Прощайте, Лакло.
ДЕ ЛАКЛО. До свидания… (Лицо его из
насмешливого становится жестким, взгляд - острым. Некоторое время он
раздумывает, потом начинает быстро записывать.)
Отель "Британик". Вечер.
РОЛАН в кресле, просматривает газеты и ворчит. МАНОН РОЛАН склонилась над
письменным столом.
БРИССО
(в кресле между Роланами и тоже с ворохом
газет). Им дали целую неделю на проект нового декрета. А сроки референдума
так и не установлены...
РОЛАН
(раздраженно). Я не понимаю, почему
Петион и Бюзо голосовали за новую отсрочку!
БРИССО
(пожимая плечами). Я не получил
внятных объяснений... Сийес уверял их, что столкновение между петиционерами и
левой, с одной стороны, и конституционалистами, с другой, было чревато
серьезными последствиями... Впрочем… (Взглядывая
на Манон.) Эта неопределенная ситуация нам все же позволит собрать силы для
энергичных действий в клубе.
РОЛАН
(брюзжит). Вы сами видели, как клуб
относится к своим филиалам. Если мы будем рассчитывать только на Париж... (Не договорив, берет стакан с лекарством.)
МАНОН
РОЛАН (улыбаясь обоим мужчинам).
Жан-Пьер! Вы не думаете описать в своей газете процедуру внесения петиции?
БРИССО.
Бесспорно, это следует сделать, дорогая Манон. Не только внесения петиции, но и
обстоятельства ее подписания... Ваш рассказ о лионском празднике федерации год
назад был великолепен! (Надеется, что
намек ею понят.) Это придаст энтузиазма гражданам в департаментах, а
главное, поможет ощутить единство со столицей...
МАНОН РОЛАН, поймав ответ Бриссо, продолжает неторопливо
писать.
РОЛАН
(жене). Ну
конечно, никто не сделает это лучше тебя, дорогая. Ты умеешь даже самые простые
факты облекать в возвышенную форму... (Бриссо)
Огюстен говорил мне, что аресты в некоторых секциях были инициированы
депутатами-монархистами и санкционированы Байи и Лафайетом. Это нарушение
закона! Мы должны сказать об этом открыто и недвусмысленно.
БРИССО.
Если это так - мы расскажем об этом инциденте, нарушающем свободу печати...
Арестовать за подачу петиции?.. Хм, Лафайет явно превысил свои полномочия... (Чуть изменив позу на более непринужденную.)
Знаете, друзья мои, господин Кондорсе написал мне небольшую записку, в свете
последних событий у него нет прежней уверенности, что Лафайет мог бы быть
достойным претендентом на президентское кресло...
РОЛАН. В конце
концов, Лафайет - это Лафайет, а президент и республика - понятия иного
масштаба... Вас ведь тоже смущает не столько идея регентства, сколько фигура
Эгалите, ну, сознайтесь, мой дорогой!
БРИССО
(откинувшись в кресле). Нет, нет, дорогой
Ролан! Идея регентства не симпатична мне так же, как и личность возможного
регента... (Умолкнув, постукивает
пальцами по ручке кресла.)
МАНОН РОЛАН так
увлеклась работой, что высунула и прикусила кончик языка.
РОЛАН
(заметив, что она вздрогнула). Что с
тобой, моя дорогая?
БОСК
(входит, здоровается с друзьями, отдельно
раскланивается с хозяйкой). Завтра должно состоятся совместное заседание
кордельеров и нашего клуба!
БРИССО (наморщив
лоб). Это решение приняли несколько членов клуба, в том числе господин
Робеспьер... не посоветовавшись с остальными... А будет ли там триумвират?
МАНОН
РОЛАН (тепло приветствует гостя). Это
замечательная новость!
БОСК
(отвечая Бриссо, но обращаясь ко всем).
Да, это было решено вдруг, без обсуждения в клубе, но между членами Общества
друзей конституции распространено обращение с приглашением на это заседание...
Я понял так, что Робеспьер решил избавиться от триумвирата... И с этой целью
будет - точней, НЕ будет, заострять внимание на наших разногласиях по вопросу
об исполнительной власти.
БРИССО.
Для нас это приемлемо... Очистив клуб от роялистов, мы сможем укрепить наши
позиции... Срок референдума не назначен, но с помощью газеты и филиалов мы
подготовим общественное мнение к мысли о республике, и к моменту голосования
она не будет казаться народу столь ужасной и непривычной!
РОЛАН.
Вот, дорогие мои! Агитация господина Бонвиля принесла свои плоды, мы сделаем не
меньше!
ЭВДОРА РОЛАН,
девочка лет 9, входит и старательно делает реверанс гостям.
БОСК (серьезно). Добрый вечер, мадмуазель. Как
вы сегодня занимались?
ЭВДОРА
(тоненьким голоском). Благодарю,
мсье. Я выучила урок из истории и географии и (глядя на мать) отвечала хорошо.
РОЛАН
(привлекая дочь к себе и целуя в макушку).
Моя голубка.
МАНОН
РОЛАН (ласково улыбается дочери и
поправляет ее сбившееся платье). Эва, поиграй в своей комнате. У нас много
дел.
ЭВДОРА с некоторым
кокетством приседает и выпархивает за дверь.
БОСК
(еще растроганный домашней сценой).
Вы скоро должны вернуться в Лион, друзья мои?
МАНОН РОЛАН. Не
думаю, Огюстен! Я планирую провести осень в нашем поместье,
если ничего не задержит нас в Париже!
БРИССО
(рассеянно улыбаясь девочке, тем временем
что-то обдумывает). Дорогой Ролан... Огюстен... Я вновь и вновь возвращаюсь
мыслью к предложению Дантона... Он чего-то не договорил... Чем вызвана его
ненависть к триумвирату? Он готов стереть их в порошок.
РОЛАН. Ну, это как
раз просто. Дантон мечтает подчинить себе клуб.
БОСК
(спокойно). А разделавшись с
триумвиратом, он точно так же попытается избавиться от нас, если мы не примем
его предложения... Однако мне пора. До свидания. До свидания, Манон. (Почтительно и с внутренним трепетом целует
ее руку.)
БРИССО
(поднимается вслед за ним). Минуту,
Огюстен, я тоже ухожу. Я постараюсь завтра присутствовать на совместном
заседании, а после зайду к вам... Прощайте. (Целует руку хозяйке.)
МАНОН
РОЛАН. Прощайте! И не забывайте о нас! (Проводив
гостей.) Ну что же! Кордельеры ищут союзников, а мы тем временем соберем
своих сторонников.
РОЛАН
(встает, при этом газеты, лежавшие у него
на коленях, падают. Начинает расхаживать по комнате). Республика, президент, двухпалатный парламент,
министерство. Иначе мы никогда не станем на уровень нашего века…
МАНОН
РОЛАН (ее перо летает по бумаге).
Только власть, ответственная перед народом, республиканская власть, может
искоренить злоупотребления единоличного правления. Народ должен обрести право
самому выдвигать кандидатов на все общественные должности.
РОЛАН
(подхватывает). Именно, дорогая.
Якобинский клуб укрепит связи с дочерними обществами в департаментах и поднимет
общественное мнение против короля и монархии.
МАНОН
РОЛАН (подняв глаза). Мне кажется,
люди в провинции испытывают сильное давление со стороны местной администрации…
Эти ставленники короны столько лет наживались на доходных должностях, и готовы
на все, лишь бы сохранить свои привилегии… Общества в департаментах должны
сместить прислужников деспотии и избрать честных граждан, преданных свободе.
РОЛАН
(энергично кивая и, видимо, забыв про
свои боли). Да... хм... дорогая, мне самому чем-то не нравится Дантон и его
окружение... Как ты считаешь? Политическая позиция Робеспьера дальше от нашей,
но его несомненная порядочность располагает меня в его пользу больше... (В раздумьи трет подбородок.)
МАНОН РОЛАН. И мне
кажется, им нельзя доверять. А вот Робеспьер, хоть и не выступил против
конституционалистов, явно имеет свой план, и нам следует привлечь его на нашу
сторону... Я должна закончить статью для Жан-Пьера, а ты, дорогой, если
сможешь, прочтешь ее и выскажешь свое мнение!
РОЛАН. Да, дорогая... Разбуди меня завтра пораньше, может
быть, я поеду в клуб... Спокойной ночи, дружочек. (Целует ее и выходит, прихватив клетчатый плед.)
МАНОН РОЛАН придвигает лист с начатой статьей и погружается
в работу.